Ермак карта похода на современной карте. Путешествие ермака в сибирь

8 ноября 1582 г. по н.ст. атаман Ермак Тимофеевич занял Кашлык - тогдашнюю столицу Сибирского ханства.

Свой поход в глубь Сибири Ермак начал за год до этого. Тыловой базой похода послужило владение купцов и промышленников Строгановых в Приуралье, получивших от царя жалованную грамоту на “камские изобильные места”. Когда началась Ливонская война, и главные силы государства были отвлечены на запад, на отряды “охочих людей” легла основная тяжесть обороны восточной границы. Самым опасным противником был Кучум - правитель Сибирского ханства, которое подчинило себе коренные народности Западной Сибири: вогулов и остяков. Именно против него и организовывалась экспедиция Ермака.

Маршрут похода прослеживается довольно точно. Он проходил по Каме, потом вверх по реке Чусовой. Затем путь Ермака пролегал по реке Серебрянке к Тагильским перевалам, где было удобнее перебраться через “Камень” (тогдашнее название Уральских гор). На перевале казаки построили земляное укрепление - Кокуй-городок, где зимовали до весны. Эта зимовка не была временем простой передышки: Ермак создавал тыловую базу похода уже на восточной стороне Уральских гор, вел разведку, привлекал на свою сторону местное население.

По реке Тагил рать Ермака спустилась в реку Туру, где начинались земли Сибирского ханства. Здесь произошли первые столкновения с сибирскими татарами. В ходе сражений казакам удалось занять Епанчин-городок, затем старую столицу Тюменского “царства” Чинги-Туру. Опасность теперь угрожала непосредственно столице Сибирского ханства. Хан Кучум лихорадочно собирал воинов, требуя от мурз и князей, чтобы они пришли к столице со своими отрядами. Сибирскому хану удалось создать определенное численное преимущество над казаками Ермака. Сдаваться без боя он не собирался. Укреплялась столица ханства, также были укреплены близлежащие городки Атик и Карачин.

Первую серьезную попытку задержать русское войско хан Кучум предпринял близ устья реки Туры, куда пришли главные силы сибирского войска. Однако эта попытка была обречена на неудачу. Казаки, отстреливаясь из пищалей, миновали засаду и вошли в реку Тобол. Бойцам Ермака то и дело приходилось высаживаться на берег, дабы отпугнуть противника. В этом очень важна была та тактика, которой пользовался Ермак. Он вел боевые действия, четко следуя определенному плану. Чаще всего при сражении Ермак атаковал в два “захода”. Сначала в бой вступали пищали, при ударах которых очень большое количество воинов противника гибло, затем шло молниеносное наступление пехоты, отчаянно навязывавшей противнику рукопашный бой. Татары не любили рукопашного боя и страшно его боялись.

После ведения порою довольно затяжных боев Ермак неожиданным ударом взял Карачин, отбить город попытался сам Кучум, но ему пришлось отступить и вернуться в столицу. Затем воины Ермака захватили другой укрепленный городок, прикрывавший сибирскую столицу, - Атик. Время сражения, которому было суждено решить судьбу Сибирского ханства, приближалось. Силы Кучума были еще весьма значительными, город хорошо укреплен...

Первый приступ казаков не удался. Штурм повторился и снова русским не удалось прорваться за окопы. Именно после этого татарский военачальник Маметкул совершил крупную военную ошибку. Ободренный неудачами русских приступов и малочисленностью дружины Ермака, он решился на большую вылазку. Татары сами разобрали в трех местах засеки и вывели свою конницу в поле. Казаки заняли круговую оборону, встали плотными рядами, стрельба из пищалей велась непрерывно. Татары понесли крупные потери, но прорвать плотные слой казаков так и не сумели. В бою был ранен предводитель татарской конницы Маметкул.

Эта неудача оказалась гибельной для хана Кучума. Насильно собранное ханское войско начало разбегаться, а отборная ханская конница погибла в бесплодных атаках. Ночью хан Кучум покинул свою столицу, и 26 октября 1582 года Ермак с дружиной вошел в столицу Сибирского ханства.

Ермак проявил себя не только дальновидным военачальником, но и дипломатом, политическим деятелем. Удержаться в крепости, удаленной от Руси на тысячи километров, можно было только при поддержке местного населения, и Ермак сразу же постарался установить дружеские связи с вогульскими и остяцкими “князьями”. Ненависть жителей Западной Сибири к хану Кучуму способствовала этому. Разгром большого татарского войска Ермак использовал для того, чтобы поставить под свою власть соседние земли. Он разослал в разные стороны казацкие отряды, которые “очищали” земли от остатков орды. Русские потери в этих походах оказались минимальными.

Историки обычно объясняют блестящие победы Ермака превосходством в вооружении, прежде всего в огнестрельном оружии, которого татары, якобы, не знали и которое приводило их в ужас. Но на самом деле это не так. С огнестрельным оружием сибирские татары были знакомы, хотя и не имели его в достаточном количестве. Несомненно, рать Ермака имела хорошее по тем временам оружие. По словам летописца, ее снабдили “оружием огненным”. Пушки были, но только легкие и при всем этом было их немного, всего несколько штук. Зато имелось триста пищалей, дробовые ружья и даже испанские аркебузы. В целом же ручным огнестрельным оружием владело не более одной третьей части войска, остальные воины имели луки со стрелами, сабли, копья, топоры, кинжалы, какое-то количество самострелов. Пушки стреляли на 200-300 метров, пищали - на 100, причем скорострельность была незначительной (2-3 минуты на перезарядку). Так что решающего преимущества Ермаку огнестрельное оружие не давало.

Что же обеспечило успех Ермака? Во-первых, умелое командование и четкая организация войска. Сам Ермак обладал большим военным опытом. В течение всего похода соблюдалась строжайшая дисциплина. Казаки были искусными, мужественными бойцами, привычными к дальним и трудным походам. Во-вторых, успехам Ермака способствовала умело выбранная тактика - быстрые маневры “судовой рати”, недоступной для татарской конницы, внезапные удары, сочетание “огненного” и рукопашного боя, использование легких полевых укреплений. В-третьих, Ермак выбрал для похода наиболее выгодное время, когда силы Кучума оказались раздробленными. Как раз накануне похода Ермака хан послал своего старшего сына и наследника Алея с лучшими отрядами на Пермский край.

Прошло несколько лет, прежде чем русские правительственные войска окончательно закрепились в Сибири и выстроили в окрестностях Кашлыка крепость Тобольск, ставшую новой столицей края. Через тринадцать лет после гибели Ермака царские воеводы окончательно разгромили Кучума.

Ханство или Царство Сибирское, завоеванием которого и прославился в русской истории Ермак Тимофеевич, было осколком обширной империи Чингисхана. Оно выделилось из среднеазиатских татарских владений, по-видимому не ранее XV века — в ту же эпоху, когда слагались особые царства Казанское и Астраханское, Хивинское и Бухарское.

Происхождение атамана Ермака Тимофеевича неизвестно. По одному преданию, он был родом с берегов Камы, по другому — уроженцем Качалинской станицы на Дону. Ермак был атаманом одной из многочисленных казацких шаек, разбойничавших на Волге. Завоевывать Сибирь дружина Ермака пошла после поступления на службу к знаменитой фамилии Строгановых.

Предки нанимателей Ермака Строгановых, вероятно, принадлежали к новгородским фамилиям, которые колонизовали Двинскую землю. Они имели большие владения в Сольвычегском и Устюжском крае и нажили богатства, занимаясь соляным промыслом, а также ведя торговлю с пермяками и югрою. Строгановы являлись самыми крупными деятелями на поприще заселения северо-восточных земель. В царствование Ивана IV они распространили свою колонизационную деятельность далеко на юго-восток, на Прикамский край.

Колонизационная деятельность Строгановых постоянно расширялась. В 1558 году Григорий Строганов бил челом Ивану Васильевичу о следующем: в Великой Перми по обеим сторонам Камы-реки от Лысвы до Чусовой лежат места пустые, леса черные, не обитаемые и никому не отписанные. Челобитчик просил пожаловать Строгановым это пространство, обещая поставить там город, снабдить его пушками, пищалями, чтобы оберегать государеву отчину от ногайских людей и от иных орд. Грамотой от 4 апреля того же года царь пожаловал Строгановым земли по обеим сторонам Камы на 146 верст от устья Лысвы до Чусовой, с просимыми льготами и правами, позволил заводить слободы; освободил их на 20 лет от платежа податей и от земских повинностей. Григорий Строганов построил городок Канкор на правой стороне Камы. Спустя шесть лет, он испросил позволения построить другой городок, на 20 верст ниже первого на Каме же, наименованный Кергеданом (впоследствии он назывался Орлом). Эти городки были обнесены крепкими стенами, вооружены огнестрельным нарядом и имели гарнизон, составленный из разных вольных людей: тут были русские, литовцы, немцы и татары. В 1568 году старший брат Григория Яков Строганов бил челом царю об отдаче ему на таких же основаниях всего течения реки Чусовой и двадцативерстное расстояние по Каме ниже устья Чусовой. Царь согласился на его просьбу. Яков поставил острожки по Чусовой и завел слободы, которые оживили этот безлюдный край. Ему пришлось и оборонять край от набегов соседних инородцев.

В 1572 году в земле Черемисской вспыхнул бунт; толпа черемис, остяков и башкир, вторглась в Прикамье, разграбила суда и побила несколько десятков торговых людей. Но ратные люди Строгановых усмирили бунтовщиков. Черемис поднимал против Москвы сибирский хан Кучум; он же запрещал остякам, вогулам и югре платить ей дань. В следующем 1573 году племянник Кучума Магметкул приходил с войском на Чусовую и побил много остяков, московских даньщиков. Однако он не посмел напасть на Строгановские городки и ушел обратно за Урал. Извещая о том царя, Строгановы просили разрешения распространить свои поселения за Уралом, построить городки по реке Тоболу и его притокам и заводить там слободы с теми же льготами, обещая взамен не только оборонять московских даньщиков остяков и вогулов от Кучума, но воевать и подчинять самих Сибирских татар. Грамотой от 30 мая 1574 года Иван Васильевич исполнил и эту просьбу Строгановых, с двадцатилетним льготным сроком.

Но около десяти лет намерение Строгановых распространить русскую колонизацию за Урал не осуществлялось, пока на сцену действия не выступили казацкие дружины Ермака. По словам одной Сибирской летописи, в апреле 1579 Строгановы послали грамоту к казацким атаманам, разбойничавшим на Волге и Каме, и приглашали их к себе в Чусовые городки на помощь против сибирских татар. На место братьев Якова и Григория тогда уже заступили их сыновья: Максим Яковлевич и Никита Григорьевич. Они и обратились с помянутой грамотой к волжским казакам. На их призыв откликнулись пять атаманов: Ермак Тимофеевич, Иван Кольцо, Яков Михайлов, Никита Пан и Матвей Мещеряк, которые прибыли к ним со своими сотнями. Главным вождем этой казацкой дружины явился Ермак. Казацкие атаманы пробыли два года в Чусовых городках, помогая Строгановым обороняться от инородцев. Когда мурза Бекбелий с толпой вогуличей напал на строгановские деревни, казаки Ермака разбили его и взяли в плен. Казаки сами нападали на вогуличей, вотяков и пелымцев и так приготовили себя к большому походу на Кучума.

Трудно сказать, кому именно принадлежала идея похода. Одни летописи говорят, что Строгановы послали казаков покорять Сибирское царство. Другие — что казаки, с Ермаком во главе, самостоятельно предприняли этот поход. Возможно, почин был обоюдный. Строгановы снабдили казаков провиантом, а также ружьями и порохом, дали им еще 300 человек из собственных ратных людей, в числе которых кроме русских были наемные литовцы, немцы и татары. Казаков было 540. Следовательно, всего отряда было более 800 человек.

Приготовления потребовали немало времени, так что поход Ермака начался довольно поздно, уже в сентябре 1581 года. Воины отплыли вверх по Чусовой, после нескольких дней плавания вошли в ее приток, Серебрянку, и достигли волока, который отделяет систему реки Камы от Обской системы. Перебрались через этот волок и спустились в речку Жеравлю. Наступило уже холодное время, реки стали покрываться льдом, и около волока казаки Ермака должны были зазимовать. Они поставили острожек, откуда одна их часть предпринимала вылазки в соседние вогульские края за припасами и добычей, а другая изготовляла все нужное для весеннего похода. Когда наступило половодье, дружина Ермака рекой Жеравлею спустилась в речки Баранчу, а потом в Тагил и в Туру, приток Тобола, вступив в пределы Сибирского ханства.

Первая стычка казаков с сибирскими татарами произошла в районе современного города Туринск (Свердловская область), где воины князя Епанчи обстреляли струги Ермака из луков. Здесь Ермак при помощи пищалей и пушек разогнал конницу мурзы Епанчи. Затем казаки без боя заняли городок Чинги-туру (Тюмень).

22 мая флотилия Ермака, пройдя Туру, вышла в Тобол. Впереди шло дозорное судно, казаки на котором первым заметили большое движение татар на берегу. Как выяснилось скоро, 6 татарских мурз с большим войском подстерегали казаков, чтобы неожиданно напасть на них и разбить. Бой с татарами продолжался несколько дней. Потери татар были значительными. В руки казаков попала богатая добыча в виде мехов и продовольствия.

Образ вольнолюбивого атамана, рискнувшего с горстью храбрецов перевалить за Каменный пояс - Уральские горы - и углубиться в поистине неведомую враждебную страну, не тускнеет в народной памяти, живет в сказаниях и песнях. Сохранились и отдельные документы, имеются летописные свидетельства (во многом противоречивые), существует обширная литература.

По словам летописца, был Ермак «вельми мужествен и разумен, и человечен, и всякой мудрости доволен». Судя по всему, Ермак - это не имя его (в православных святцах такого имени нет), а прозвище: но Далю, «ермак» - артельный котел или жернов ручной мельницы. Принято считать, что родом он с Дона. Достоверно известно, что в 1579 г. группа казаков под его предводительством, теснимая с Волги царскими войсками, ушла на Урал и была принята там па службу купцами и промышленниками Строгановыми для защиты их владений от набегов «сибирского салтана» хана Кучума («Прияша их с честью и деяху им дары многи и брашна, и питии изобильно их наслаждаху»).

Согласно Строгановской летописи, служил атаман со своими 510 казаками новым хозяевам «два лета и месяца два», оборонял восточную границу Прикамья, а тем временем начал разведывать пути на восток - в Сибирь.

Имея от Ивана Грозного милостивое разрешение строить городки за Уралом», Строгановы, уже много лет посылавшие па восток - вплоть до нижней Оба - своих приказчиков, собрались с силами и решили нанести удар в самое сердце ханства, снарядив для этого отряд Ермака (попутно они избавлялись и от самой беспокойной казачьей вольницы, видимо, изрядно им досадившей).

Согласно летописи, казакам по долговой росписи было выдано на каждого «пороху чистого по 3 фунта и свинца столько же, еще по 3 пуда ржаной муки, по два пуда крупы и овсяного толокна, да соли, да свинины соленой по полтуши, да безмен (около 1 кг) масла на двоих». Строгановы усилили отряд 300 своих людей, среди которых были «вожи, ведущие тот сибирский путь» (проводники) и «толмачи языка бусурманского» (переводчики). Экспедиция получила «пушечки» и пищали - главное оружие в боях с войском хана, огнестрельного оружия не имевшим. «Людишки» Строгановых помогли казакам и строить «добрые струги». Из позднейшей (1584 г.) грамоты видно, что струги эти поднимали «по двадцати человек с припасами». Таким образом, можно предположить, что флот Ермака насчитывал минимум 20 таких судов.

1 сентября 1581 г. под гром пушек, провожаемый всем населением Чусовских городков, отряд двинулся в путь. Выход в поход именно осенью, а не раньше, объясняется тем, что собрать нужный запас муки можно было только после уборки урожая. Кроме того, осенний паводок подымал воду в малых реках и облегчал прохождение мелководных участков.

Наиболее подробное описание похода дано в Погодинской летописи, где говорится, что, пройдя Чусовую и Серебрянку, отряд перезимовал в устье Кукуя и весной 1582 г. сделал волок вдоль притока Баранчи Журавлика и по Баранче, Тагилу, Туре и Тоболу вышел в Иртыш. Кучум был разбит и занята его столица Искер. Ермак стал приводить местное население к присяге, правил именем царя и расширял подвластные ему владения. В начале августа 1584 г., во время возвращения из одного из походов, малочисленный отряд Ермака был застигнут врасплох. В бурных водах Иртыша погиб атаман. Однако труд первопроходцев, их жертвы по были напрасны.

Путь в Сибирь был открыт, за военными отрядами двинулись туда предприимчивые промышленники и переселенцы, закипала жизнь, возникали городки. Началось освоение огромного края, о котором впоследствии Ломоносов скажет, «что России могущество прирастать будет Сибирью».

В 1981-1982 гг. отмечается 400-летие похода Ермака. К давним событиям проявляется большой интерес. И в этой связи нельзя не отметить, что в сохранившихся материалах и в научной литературе о походе имеется немало серьезных расхождений. В частности, почти по всем источникам выходит, что путь до ханской столицы был пройден Ермаком за два сезона с зимовкой на водоразделе, а по послед-ним трудам докт. ист. наук Р. Г. Скрынцикова получается, что Ермак отправился в поход годом позже (1.IX 1582 г.) и сумел с боями пройти 1500-кпломет-ровый путь менее чем за два месяца.

Возможно ли это при движении столь громоздкого отряда? Ведь Ермаку довелось не менее 300 км идти против течения по мелким и быстрым рекам, скатывающимся с водораздела на запад. Идти по ним, проводя тяжелогруженные челны бечевой! Как тут пе вспомнить предания старины, где говорится, что приходилось ставить запруды - вбивать колья и натягивать поперек реки сшитые друг с другом паруса, чтобы поднять воду хоть на небольшом участке. А сам волок? Ведь это минимум 20-киломотровый путь по пересеченной местности, не зря именуемой Уральским хребтом.

Вновь и вновь перечитываем источники, обращаемся к фольклору. В песне о Ермаке говорится:

«Где Ермаку пути искать?
Пути ему искать на Серебряной реке.
По Серебрянке пошли, до Жаровля дошли,
Оставили они тут лодки-коломенки
На той Баранчинской переволоке».

Выясняется, что на волоке Ермаку пришлось бросить «добрые струги» и грузить припасы на сделанные наскоро плоты и лодки поменьше, а затем, спустившись в Тагил, строить новые струги. Вот что сказано об этом в былинах: «Одну (лодку-коломенку) тащили, да надсадилися, там ее и покинули, и в то время увидели Баранчу-реку и обрадовались». И далее:

«Поделали боты сосновые да лодки-набойницы,
Поплыли по Баранче-реке и скоро выплыли в Тагил-реку,

У того Медведь-камня. у Магницкого.
А на другой стороне у них было плотбище,
Делали большие коломенки, чтобы можно им совсем убратися».

В принципе, упоминаемые места описаны в нашей краеведческой литературе, однако никому, судя по всему, не приходило в голову пересечь Каменный пояс, точно следуя пути Ермака. Не побывав па водоразделе и пе посмотрев, что же это за Серебрянка, да Жаровля и Баранча, не осмотрев место волока, нельзя было определенно принимать ту или иную точку зрения.

А почему бы и не побывать? Так родилась идея экспедиции, которая была организована и проведена в июле - августе 1981 г. совместно Географическим обществом СССР, Ленинградским клубом туристов и Ленинградским дворцом пионеров.

Итак, отправляясь в далекий путь, участники экспедиции ставили перед собой главную цель - оцепить возможность прохождения всего пути за два месяца (разумеется, с точки зрения современных туристов-водников), определить место волока. Кроме того, имелось задание Гидрологического института - уточнить на отдельных участках рек их ширину, скорость течения, высоту подъема воды в половодье.

Проработка маршрута показала, что весь путь Ермака от Чусовских городков до района Тобольска составлял 1580 км. Наша группа просто не располагала необходимым временем для прохождения водой всего этого пути. Было решено печать с водораздела, а затем пройти Серебрянку ц Чусовую. по не вверх, как Ермак, а вниз по течению. После этого вернуться поездом па водораздел, разведать волок и, начав с поселка Нижне-Баранчинский, идти на восток.

5 июля мы погрузились в поезд. Мы - это экипажи семи байдарок. Молодежную часть экспедиции составляли 11 школьников - членов детского клуба «Планета» при Географическом обществе СССР. В основном это были десятиклассники: самому младшему - кинооператору Саше Курашкевичу - 15 лет. А самому старшему члену экспедиции (автору этих строк) много больше - 72.

На душе легко и отрадно - все хлопоты позади!

Перевалили через Уральский хребет. Места такие, что ребят от окон вагона не оттащить!

Вышли на станции Гороблагодатской и попали в город Кушву. Так и хочется назвать этот город шахтеров и металлургов старинным, однако он моложе нашего Ленинграда - основан в 1735 г. в связи с открытием охотником-манси Степаном Чуминым крупнейшего месторождения магнитного железняка - горы Благодать (352 м).

В тот же день автомашиной поднялись в горы - доехали до поселка Кедровка (27 км). По дороге, к общему восторгу, сделали остановку у часовни, обозначающей границу между Европой и Азией.

Здесь - начало активной части нашего маршрута, теперь мы будем спускаться с хребта на запад по Серебрянке. Длина реки 136 км. Верст она начало где-то на 50 км севернее Кедровки, а впадает в Чусовую справа, на 311 км от ее устья. Протекает среди живописных холмов, покрытых смешанным лесом. Местами к берегу подступают скалы. До поселка Серебрянка встречаются отвалы от дражных работ - это уже то, что отличает нынешний пейзаж от виденного Ермаком. На сегодня драга работает где-то выше нас - вода в реке мутная. В верховьях ширина со всего 10-15 м, течение быстрое, много перекатов.

Выпил мы, оставив для уменьшения осадки в каждой байдарке по одному человеку, да только вскоре пришлось вылезать и ли. Как записано в журнале экспедиции, «почти всю Серебрянку - около 70 км - прошли пешком: байдарки тянули за собой па веревке».

Я более или менее подробно описываю первый этап нашего пути, поскольку многие наверняка захотят посетить эти заманчивые места, где все дышит историей. Итак, за первые три дня мы прошли 38 мелких перекатов, из которых только два удалось преодолеть с ходу, а через все остальные пришлось байдарки проводить. Кроме того, пришлось сделать один обнос через плотину (25 м), а у второй плотины перетаскиваться через огромный завал. Пройдя еще 7 перекатов, вышли в большой разлив, где дальнейший путь преградила временная плотина. Ее сделали за четыре дня до нашего появления, чтобы получился отстойник для взвешенных частиц, засоряющих воду при дражных работах. Ниже плотины русло сухое. Убедившись, что ждать здесь воды пришлось бы очень долго, приняли решение искать па лесоучастке грузовик, разбирать байдарки и добираться до пос. Серебрянский. Это - крупный, живописно расположенный среди гор поселок, единственный населенный пункт после Кедровки; имеются магазин и почта.

Отсюда до устья остается 51 км. Проходим самый красивый участок Серебрянки. Река течет в высоких лесистых берегах. Местами вплотную к воде подходят утесы, покрытые лесом, и отвесные скалы, по красоте по уступающие знаменитым «камням» Чусовой. Берега чистые, лес замечательный. Да, стоит здесь побывать! Хотя ребята наши и опытные туристы, но от Серебрянки в восторге.

По-прежнему в ней мало воды и много - слишком много - перекатов. Большей частью первые номера экипажей так и идут по берегу, продираясь среди кустов и высокой травы, а там, где пройти нельзя - скалы выходят к воде, садятся в байдарки. На этом участке мы «зарегистрировали» 68 перекатов (5 из них прошли с ходу) и ряд мелких плесов, в которых пришлось лавировать среди камней. В устье на правом берегу стоит брошенное село Усть-Серебрянка.

В заключение об атом первом этапе пути следует сказать, что Серебрянку стоит проходить на байдарках только в высокую воду!

Выйдя в Чусовую, экипажи впервые по-настоящему заняли свои места в байдарках. Чусовая - одна из красивейших и самых крупных рек западного склона Уральского хребта. Ее длина 735 км. Это - левый приток Камы. Течение быстрое, глубины на плесах - хватает, но идти надо внимательно, так как попадаются каменистые мели.

Уральские предания называют одну из береговых скал Кампом Ермака. Здесь, якобы, он ночевал и чуть ли пе зимовал в пещере. Мы остановились специально для осмотра и съемок этого места и были разочарованы. Вход в пещеру - где-то на середине высоты 40-метровой скалы, попасть туда можно, только спустившись па веревке сверху. Не знаю, как все это выглядело при Ермаке, но сейчас и забраться-то на скалу нелегко: из нас только опытный скалолаз Джемма Мельникова успела добраться до самого верха! Как утверждают те, кто побывал в пещере, она очень мала: с трудом могут втиснуться два человека. Нет, не похоже это на место зимовки начальника большого отряда!

Легко делаем в среднем по 40 км в день. До Ослянки встречаем множество туристских групп и одиночек, спускающихся от турбазы в Кауровке. Ниже - туристов мало; в основном встречаются моторки местных жителей. После дикой красоты Серебрянки, Чусовая понравилась ребятам значительно меньше. Здесь и людно, да и следов человеческой деятельности излишне много (справедливости ради стоит упомянуть, что многие живописные места Чусовой расположены значительно выше Серебрянки). Берега низкие, леса исчезли, течение несет байдарки уже не так быстро.

Решили закончить знакомство с этой рекой в городе Чусовом - крупном промышленном центре Урала. Его история связана с прокладкой в 1878 г. горнозаводской железной дороги, по которой поступала руда с горы Благодать, и постройкой крупного железоделательного завода.

Автобусом едем (80 км) в пос. Чусовские городки - очень хочется посмотреть и засиять те места, откуда начинался поход Ермака. Это одно из самых старых поселении русских на Урале. Основано оно было Строгановыми как крепость, славилось солеварным промыслом - сохранились остатки старинных солеварен. Нам рассказывают, что большинство жителей здесь носят две фамилии: ото или Ермаковы, пли Кучумовы.

Вернувшись в Кувшу, еще два для посвящаем разведке возможной трассы волока. Осматриваем упоминаемые в сказаниях притоки Серебрянки и Баранчи - Кукуй и Жаровлю (она же - Журавлик). На сегодня это почти пересохшие ручьи, но совершенно ясно, что полноводными речками они не были и 400 лет назад! Кругом холмы, лес, однако в принципе самое удобное для волока место просматривается довольно определенно: его мы и нанесем на карту.

В конце второго дня автомашиной перебрасываем байдарки па левый берег Баранчи - собираем их чуть ниже пос. Нижне-Баранчинский, рядом с домом отдыха.

Баранча (длина 66 км) впадает в Тагил слева, на 288 км от его устья. Речка узкая, течение слабое, часто попадаются каменистые отмели. Берега холмистые, покрытые смешанным лесом, чередуются с симпатичными полянами. Много лесных завалов. Всю Баранчу прошли за четыре дня, и это не было легким плаванием! Пришлось преодолеть 16 мелких перекатов и 26 полноценных лесных завалов, из которых два оказались непроходимыми (обнос 120 и 30 м). Кроме того, был еще и обнос плотины насосной станции (слова 40 м). Остановились на окраине пос. Естюниха.

На другой день съездили на автобусе в Нижний Тагил, осмотрели один из старейших в стране Историко-краеведческий музей. Начало промышленности этого района было положено в 1699 г. указом Петра I о строительстве Невьянского казенного завода. Вернувшись в лагерь, сделали 100-метровый обнос моста по правому берегу (Баранча в этом месте взята в трубу), затем прошли по реке вниз 6,5 км с проводкой судов через 4 мелких переката и попали в левый, обмелевший рукав Тагила (с очень грязной водой), а немного погодя и в основное русло.

Тагил - правый приток Туры - берет начало на восточном склоне хребта на высоте 520 м. Длина реки 414 км. Уклон 0,001. Ширина ее 60-80 м, глубина от 1,5 м до 0,2 на перекатах. До пос. Верхне-Тагильский имеет типично горный характер. В среднем течении берега холмистые; ближе к устью они понижаются, лес отходит в сторону. В районе деревень - поля и луга. Мы предполагали, что Тагил будет полноводной, простой для плавания рекой, однако надежды наши не оправдались. Воды было мало, сразу же встретился короткий (25 м) порог, проходимый по главной струе, и 4 мелких переката с лавировкой между камнями.

Остановились мы на правом берегу у подножья Медведь-камня. Ведь по преданию именно здесь стоял Ермак и делал новые струги взамен брошенных на волоке. На левом берегу, там, где было плотбище, мы встретили археологическую экспедицию нижнетагильских школьников, руководимую Амалией Иосифовной Разсадович. Она рассказала, что работает здесь, на раскопках, уже около тридцати лет, а изучение городища учеными началось в первые послевоенные годы. С тех пор найдено свыше 1000 предметов 400-летней давности. Мы все с волнением разглядывали круглые свинцовые нули, наконечники копий, осматривали железоплавильную печь ермаковских умельцев. По просьбе А. И. Разсадович, паши ребята выполнили обмеры и сделали план еще одного ермакова городища ниже по реке.

Четыре дня шли до Тагильского Кордона, где пришлось сделать обнос строящегося моста. На этом участке встретилось 14 перекатов (по 25-50 м), из них 9 мы смогли преодолеть с ходу. После дер. Балакино вода стала чище, исчезли черные полосы вдоль берегов. Отдельные плесы сильно заросли. Берега красивые, лес на них смешанный, много малины. Воду лучше брать из многочисленных родников.

Еще 4 дня шли до Михнево - крупного поселка городского типа. Прошли еще 25 перекатов, из них 15 довольно сложных: самый трудный Новожиловский - длиной 2 км. остальные - короткие, протяженностью от 15 до 200 м. Все чаще стали встречаться деревни, по большей части брошенные (Моршинино, Брехово, Камельская). Берега постепенно понижаются. Запомнился очень красивый поворот Тагила у пос. Толмачево. Слева из воды выступают большие белые камни.

Ниже перекатов нет, река становится шире, попадаются мели. Берега низкие. пошли поля. Еще два дня занимает путь до устья Тагила. Перед деревней Кишкинкой - новое препятствие: наплавной мостик, который пришлось притапливать. Затем у заброшенной деревни Черемисино русло перегородила разрушения плотина старой мельницы. После предварительного осмотра рискнули пройти ее через пролом по гласной струе. По мере приближения к устью берега. поросшие кустами ивы и ольхи, понижаются. В 0.7 км от устья на правом берегу расположена большая деревня Волотово.

Любопытно, что в месте впадения Тагил выглядит солиднее Туры, хотя и является ее притоком. Тура - правый приток Тобола. Длина ее 1030 км. Река узкая. извилистая. Правый берег большей частью возвышенный, левы!! - поименный с заливными лугами. Течение слабое. Русло песчаное, местами илистое.

Сразу видно, что попали в старый промышленный район - лес давно вырублен, только местами встречаются небольшое рощицы. Вода для приготовления пищи непригодна, а родников мало (водой приходится запасаться в деревнях). Берега скучные, однообразные. Препятствий нет. Принимаем решение; водную часть маршрута закончить в Жуково.

Два часа пути по шоссе - и мы в Турниске. Это одни из старейших городов Урала (25 тыс. жителей): основан он в 1600 г., однако история здешних мест тесно связана и с интересующей нас темой. Следующий по Туре на стругах отряд Ермака то и дело подвергался нападениям со стороны татарского князя Епанчи, столица которого располагалась как раз на том месте, где позднее возник Туринск. Известно, что для острастки Ермак приказал «Епанчин городок» сжечь до основания...

В XVIII-XIX вв. Туринск служил местом политической ссылки. Мы побывали в старинном парке, по преданию, посаженном декабристами, в краеведческом музее, на спичечной фабрике.

Еще 4,5 часа езды на автобусе - и наша экспедиция оказывается в Тюмени, основанной в 1586 г. на месте старинного татарского поселения Чимги-Тура (Царево городище). Здесь много интереснейших исторических и архитектурных памятников - Троицкий собор, Знаменская и Спасская церкви, здание Краеведческого музея, Картинная галерея. Но современная Тюмень - это еще и крупный, бурно развивающийся промышленный центр. В нем около 400 тыс. жителей. Нам с гордостью показывают новый Дом культуры нефтяников. С сегодняшней Тюменью познакомили нас экскурсии на выставку «Нефтеразработки области» и на Нефтеразливочную станцию.

Дальше следуем поездом, поэтому места впадения Туры в Тобол так и не видим - железная дорога проходит севернее. О жестоких боях Ермака и татарских отрядов, которые проходили у устья Туры, мы читали много. Собственно, это был один бой, длившийся с переменным успехом несколько дней. Если верить легендам, победив, казаки захватили столько добычи, что увезти ее было невозможно, и где-то здесь до сих пор зарыт клад.

Затем поезд проходит примерно там, где, уже на Тоболе, примерно на 30 км ниже впадения левого притока Тавды, в июле 1582 г. произошло пятидневное сражение с войском Кучума. Татары в конце концов оказались разбитыми наголову, однако и эта схватка не была последней...

Нас гостеприимно встречает Тобольск, заложенный в 1587 г., - годом позже Тюмени. На самом краю высокого берега стоят каменные стены и башни Кремля, возведенные в начале XVIII в. пленными шведами. К белым массивам древних стен, высоким сторожевым башням, каменным строениям «присутственных мест» ведет по широкой лощине крутой подъезд - так называемый Никольский взвод. По другую сторону лощины, на Чукманском мысу находится городской сад, окруженный высокими обрывами, засаженный старыми лиственницами и кедрами. В самом его начале стоит памятник Ермаку - высокий обелиск, видный издалека на фоне зелени.

В здешнем Историко-краеведческом музее, по богатству собрания наилучшем из всех осмотренных за это путешествие, походу Ермака посвящен целый зал. Интересно, что экспонируется больше десятка портретов Ермака, но изображения совсем не похожи одно на другое. Впрочем, оно и неудивительно; писаны все эти портреты в XVIII веке!

Многое мы узнали и о современном Тобольске, познакомились, в частности, со стройкой громадного нефтегазового комбината. Словом, рассказывать можно о старом и новом Тобольске много, но это увело бы нас в сторону от основной темы.

Мы посетили Чувашев мыс, где 24-25 октября 1582 г. в решающей битве Ермак разгромил полчища Кучума. Эта победа и позволила через пару дней занять оставленный Кучумом да и всеми жителями главный город Сибирского ханства - Искер или Кашлык, называемый русскими «город Сибирь». И вот 400 лет спустя мы стоим на высоком правом берегу Иртыша. Где-то здесь был этот шумный восточный город, давший название всей великой Сибири. Здесь Ермак уже через несколько дней после победы «лаской и приветом» встретил первых посланцев местных хантов и татар, здесь с «лучших людей» брал «шерть», т. е. присягу и обязательство своевременно платить «ясак», отсюда послал гонца с донесением о победе великому государю Ивану Васильевичу. Мы читали, что еще в середине XVIII в. можно было различить тройные валы и рвы, защищающие город. Сейчас, конечно, никаких следов укреплений нет и в помине. И только глубокая долина редки Сибирки, прикрывавшая город с севера, осталась на месте.

Теперь нам остается пройти на переправу и на автобусе доехать до устья Вагая. Где-то здесь, в темную дождливую ночь, с 5 на 6 августа 1684 г., казаков, возвращавшихся из похода, застали врасплох воины Кучума: ворвались в стан Ермака и стали рубить спящих. Ермак, как утверждают летописцы, проснулся, сумел мечом проложить дорогу к берегу, но, пытаясь доплыть до струга, утонул, так как на него был надет дорогой тяжелый панцырь (царев подарок)...

Закончилось наше 45-дневное путешествие по пути Ермака. Мы побывали в Чусовских городках, откуда он начал легендарный поход, посетили безымянный островок в устье Вагая, где он погиб. Ребята смогли не только по-настоящему углубиться в историю Родины, но и увидеть своими глазами сегодняшний размах стройки, познакомиться со славными делами советских людей, устремленных в будущее. Это, конечно, главное.

Что же касается ответа на спорный вопрос о возможности преодоления Ермаком 1580-километрового пути через Урал до самого Иртыша всего за 53 дня. то, как представляется участникам ленинградской экспедиции, это вряд ли реально. Так мы и сформулировали свой вывод, докладывая 18 декабря результаты проделанной работы на заседании в Географическом обществе СССР.

Православные мотивы

На следующий день небольшими горками добрались до Свято-Успенского Трифонова мужского скита, куда нам настоятельно рекомендовал заехать М. А. Кейсер.

Монастырь структурно входит в Пермскую епархию Московского патриархата. Он был основан местночтимым пермским святым Трифоном Вятским, жившим здесь в 1570-79 гг. На месте его кельи ныне поставлена небольшая часовня. Активно реставрируется построенный позднее каменный храм. Говорят, что при советской власти его пытались разрушить, для чего выкопали под одной из стен огромную яму. Но без толку. Стена немного треснула, только и всего. Крепко строили наши пращуры.

Для своего пропитания монах разрабатывал поле и выжигал лес. Однажды огонь перекинулся на штабеля дров, заготовленные местными крестьянами для солеварен. Убытки для них были огромными. А с Трифона взять нечего, вот и сбросили его возмущенные люди с обрыва. Однако монах не погиб, а сел в лодочку и переплавился на другую сторону Чусовой. Однако там его все же арестовали и посадили в строгановскую темницу. После чего Трифон и проклял местных крестьян («место свято – люди кляты» ), потомков которых до сих пор зовут «проклятенышами».

Из Пермской земли монах откочевал на Вятку, где основал еще три монастыря.

Приняли нас радушно, несмотря на граничащие с «неприличной постыдной одеждой» велотрусы. Да мы и сами это понимаем и потому сразу же переодеваемся.

Настоятель пустыни отец Кирилл заранее дал распоряжение местным монахам накормить нас. После скромной, но сытной трапезы (суп с крапивой и постная пшеничная каша) инок со странным именем Евсевий сопроводил заезжих велотуристов под яр к монастырской плоскодонке. Отсюда всего пара километров до острова, где когда-то была деревня Нижний Чусовской городок и откуда стартовала дружина Ермака прямо в день Нового 1582 года: 1-го сентября (14-го по новому стилю). Деревня была затоплена в 1953 г. водами Камского водохранилища. А место, откуда уходил Ермак, 19 сентября 1990 г. местными жителями Сергеем Ивановичем Зыковым (его дед служил церковным регентом) и Михаилом Николаевичем Колупаевым было обозначено самодельной чугунной плитой с символической надписью: «Здесь стоял Ермак, когда его благословили в поход против сибирских ханов». В 1998 г. уже другие энтузиасты рядом установили еще один простенький памятник с надписью: «Отсюда православная Россия шагнула сквозь Уральские хребты».

С непривычки грести у меня не очень-то получается, но понемногу я все же осваиваюсь с огромными деревянными веслами. Гребем по очереди. А кто не на веслах, тот лихорадочно вычерпывает прибывающую в лодку воду или размахивает нашими флажками, отгоняя от гребцов паутов и мошку.

На острове мы всей кучей сфотографировались у памятных знаков, я нашел какую-то железяку от бывшей деревни себе на память, немного потоптались (ходить некуда, всюду вода), да и поплыли по протоке обратно, теперь уже по течению.

Ужинали в монастырской трапезной тем же супом и кашей. Только съели их в два раза больше. На чай к нам завернул скитоначальник иеромонах Кирилл. Для знакомства поговорили о том, о сем и я задал ему свой главный вопрос: что за человек был атаман Ермак? Ведь ни историку Словцову, ни Карамзину, ни даже Пушкину его образ описать оказалось не под силу.

Настоятель, похоже, к ответу был готов. Потому что, живя здесь, где все пропитано духом более чем 400-летней истории, конечно, не мог не размышлять о людях, ее творивших. Так вот, отец Кирилл считает, что Ермак был человеком глубоко верующим, очень набожным. В России у черни меньшим прегрешением считалось убить человека, нежели есть в пост мясо. Убийца и тот злодеяние свое начинал знамением креста. В поход Ермак пошел, «дав обет послушания и целомудрия» , под христианскими флагами, с походным иконостасом, тремя штатными священниками и одним беглым монахом. Известно, что год назад, когда атаман впервые попытался пройти в Сибирь и был вынужден, заблудившись, зазимовать на р. Сылве, в этом месте он поставил часовню во имя святителя Николая. Кроме того, Ермак соблюдал все посты, а иногда, перед решающими битвами, по 40 дней постился дополнительно.

По мнению настоятеля, атаман, вероятно, ПРОШЕЛ ЧЕРЕЗ ДУХОВНОЕ ПОКАЯНИЕ. Это было очень сильное внутреннее переживание, придавшее ему силу и решимость. И тогда в поход за правое дело его повел сам Бог! И Богом потом Ермак был прославлен. Бывший разбойник через покаяние полностью переменился, обрел другой смысл жизни. Вера дала ему силы и объединила вокруг него людей. ЕРМАК СТАЛ БОГОПОДОБЕН, а народ тянется к богоподобию, к святости. Потому что СВЯТОСТЬ – это и есть та самая русская национальная идея, которую все еще ищут идеологи новой России. Атаман поступал так, как после это сформулирует генералиссимус А. В. Суворов: «Если победишь – от людей слава, если погибнешь – от Бога слава».

Да и в летописях примерно также. Перед генеральной битвой за Искер Ермак собрал казачий круг и будто бы сказал такую речь: «Куда нам бежать? Не положим на себя худой славы. Вспомним обещание, что мы дали честным людям перед Богом. Если мы воротимся, то срам нам будет и преступление слова своего, а если всемогущий Бог нам поможет, то не оскудеет память наша в этих странах и слава наша вечна будет» .

Убедительно, можно было бы и согласиться. Но российская колонизация не одухотворялась религиозными мотивами. В народной памяти не укоренилось восприятие Ермака как христианского подвижника и организатора борьбы с язычеством. Ничего подобного он никогда не совершал. Вот преподобный Трифон – другое дело. Он срубил и сжег огромную ель (более полутора метров в диаметре), которой поклонялись местные коми-пермяки. А насколько я знаю о казаках по книгам и личным наблюдениям, вряд ли ермаково воинство было носителем высоких моральных ценностей. Это были прагматичные люди, ориентированные исключительно на грабеж и «добычу». Отношения между ними строились исключительно на основе иерархии. А как иначе, если у тебя ничего своего нет и жизнь полностью организуется старшими начальниками? Также и в любой армии.

Спали в заезжей для гостей на матрасах из свалявшихся комков ваты. Вероятно, это был некий мягкий аналог лежбища святого Трифона, матрас и подушка которого были сделаны из простеганных булыжников. Мне это не очень понравилось и я положил поверх монастырского свой надувной матрасик – не могу без комфорта. Сергей вообще на полу устроился, а Дима все же умудрился как-то встроить свое длинное тело между ватных комков. Машу же монахи положили на женской половине, где матрасы были нормальными.

Утро для меня началось с купания в святом источнике. Пока все наши спали, я пошел побродить по территории скита. По какой-то тропе вышел к небольшой избушке. В ней тихо разговаривали женщины о каких-то своих грезах и видениях. Оказалось, что паломницы купались в святом источнике, основанном еще Трифоном Вятским. И мне рекомендовали: каждому христианину полезно трижды окунуться в святую купель.

На ощупь вода оказалась обжигающе холодной, но когда-то в молодости я моржевал, да в декабрьское крещение как-то купался в Мане. Попробую, тем более что пасовать перед слабыми женщинами мне вроде как не к лицу. Дамы ушли, я разделся и, в чем мать родила, ухнулся в воду, забыв сказать магическое: «Трифон Вятский, подогрей водичку» . От леденящего холода задохнулся, но все же скороговоркой прочитал молитву, крупными буквами написанную на бумажке напротив, и ушел вниз с головой. Тут же вынырнул. Не помня себя, выпученными глазами снова пробежал. «Боже, очисти мя, грешнаго. Пресвятая Богородице спаси нас. Преподобне отче Трифоне, моли Бога о нас» . Вниз. Снова молитва – сознания уже нет! Вниз! Выпрыгнул! Очнулся, только когда из купели выскочил. Вот это да! Обновился мой организм изрядно. А ведь у меня насморк уже три дня, исчихался весь. Неужели пройдет?

Вернулся в скит и ненавязчиво всех наших тоже сманил принять купель. Дима говорит, что было покруче купания в Шиндинском водопаде. У каждого свои переживания. Но после монастыря отношение к православию у всех изменилось. По крайней мере, безразличия теперь ни у кого нет.

После завтрака (тертая редька и картошка в мундире – приехали-то в пост!) мы отправляемся в с. Верхний Чусовской городок к краеведу Н. В. Никулиной. Сначала пришлось вернуться на трассу, потом несколько километров ехать до Казанского женского монастыря и далее опять грунтами добираться до парома через Чусовую. Успели прямо к его отправлению. Краевед нас ждала (созванивались заранее) и сразу повела в местный музей, расположенный в Школе ремесел. По дороге Наталья Владимировна рассказала, что их село знаменито не столько своим строгановским происхождением и соляными скважинами, а тем, что здесь впервые в России была найдена нефть. Произошло это в 1925 году случайно в ходе поисков калийной соли. Когда нефть в скважине закончилась, первую вышку-«Бабушку» оставили как памятник.

Никулина темой Ермака занимается уже лет тридцать. Ей удалось собрать множество преданий о нем, которые бережно хранят жители окрестных деревень. Например, многие говорят, что только часть войска поплыла на липовых стругах и дощаниках. Другая часть дружины во главе с Ермаком вышла в поход пешком и на конях («сухопутом») по-над рекой тремя отдельными отрядами – по крайней мере, в пределах Строгановских вотчин. А до этого они жили здесь своим лагерем, Ермаковым городищем (огороженном завалами, засекой, валами и ловушкой-«копанцем», наполненной водой), которое располагалось в районе нынешней д. Куликово. Участвовали в «разборках» с местными племенами – пленили князца Бекбелея. В память об этом в Нижнем Чусовском городке на церковном дворе была срублена деревянная часовня. Ее разрушили комсомольцы в 1936 г.

Кроме того, существует устойчивое мнение о местном происхождении Ермака, чуть ли не из самого Верхнего Чусовского городка. Что в принципе невероятно, потому что в предполагаемый год рождения атамана ни этого, ни других поселений здесь еще не было.

На обратном пути мы заехали в Казанскую Трифонову женскую пустынь и, конечно, там потрапезничали. Исторически монастыря здесь не существовало, а его Всехсвятская церковь на Метейной горе (на ней ночами молился некий блаженный Метейка) была построена как кладбищенская купцами Строгановыми в 1773 году.

Нас поручили матушке Софии, которая провела нас по местам паломничеств, воодушевленно и с благоговейнием рассказала о препоподобном Трифоне и истории храма. В 1930-х монастырь закрыли: «обойдемся без бога и без попа» , а в годы войны здесь делали спички. Однажды поступило указание из икон делать школьные парты. Никто не решился, но один мужик попробовал и ему пилой отрезало пальцы.

Храм реанимировал во времена хрущевской оттепели простой местный благочестивый человек Николай Рагозин (жил в 1898 – 1981 гг.).

В возрасте 57 лет врачи приговорили его к смерти, но, пламенный верой и самоотверженно трудясь на ниве Божьей («жатвы много, а делателей мало» ), он прожил еще 26 лет, оставив о себе память афоризмами типа: «всем все прощайте, добро на меду, а зло на воде записывайте» .

Становление женской обители началось в 1987 г. Сейчас здесь обитается 35 сестер, трудников и паломников, стремящихся очистить свое сердце от страстей. Их духовником служит игумен Савватий, который благословил и нас.

Прямо под монастырской горой обустроен «живоносный источник», родниковую воду которого монахини продают туристам. Мы же, поскольку сами подъехали, напились бесплатно.

Возвратившись в Трифонов скит, встречаемся с М. А. Кейсером. Он не смог усидеть дома и где на автобусе, где на попутной машине нагнал-таки нас через 400 с лишним километров, чтобы еще раз повидаться и заодно организовать нам ночлег в г. Чусовом, где проживают его родственники.

Возле д. Кучино сворачиваем к музею политических репрессий «Пермь-36». Он устроен в бывшей колонии, закрытой в период перестройки и потом заброшенной. Тут нам не повезло. Директор уехала всего 20 минут назад, а охранник пустить нас отказался. Зато мы пообщались с десятком придурков из местной психбольницы. Один из них, балуясь, прямо при нас чуть не зарезал здоровенного пса.

Начался дождь. Мы попытались переждать его в заброшенном доме, но безуспешно – тучи идут в спину. Так и ехали под ливнем часов шесть до города.

В г. Чусовом созвонились с родственником Кейсера и тот проводил нас на свою дачу, где мы за ночь просушили все мокрое. Ужинали пельменями с водкой, парились в бане, читали книжку о приготовлении блюд из мороженого картофеля и спали на кроватях.

С утра вернулись в город и посмотрели музей, где с удивлением обнаружили экспозицию о нашем писателе В. Астафьеве. Оказывается, он родом из Чусового, работал здесь дежурным по железнодорожному вокзалу. Буквально перед нами в музей приезжала директор библиотеки из енисейского поселка Овсянка, где похоронен писатель.

В музее нам разрешили сфотографироваться в кольчуге и русском шлеме – очень оригинально. На одной из фотографий обнаружили участников велопробега Свердловск-Москва, который состоялся в 1935 г.

В пяти километрах за городом на бывшей горнолыжной базе олимпийского резерва «Огонек» ее директором Л. Постниковым вот уже много лет организован самодеятельный музей памяти Ермака. Я много слышал о нем, но ехать туда почему-то совсем не хочется. Судя по рассказам краеведов и доступным мне публикациям, все экспозиции о походе атамана – плод воображения организаторов музея, придуманные ими легенды для привлечения туристов.

Историческая арифметика

Тепло попрощавшись с хозяином дачи, выезжаем в Лысьву («хвойная вода»). Конечно, это не совсем по маршруту Ермака, но даже тракторной дороги вдоль каменного коридора Чусовой нет.

На повороте видим странный дорожный указатель: за Лысьвой, оказывается, существуют еще деревни Обманка и Невидимка. Есть ли они на самом деле, проверять не стали.

На Лысьвенском металлургическом заводе (основан в 1785 г. как чугуноделательный завод) когда-то изготавливали эмалированную посуду, автомобильный лист, солдатские каски, а после войны – оцинкованное и эмалированное листовое железо, а также бытовые электроплиты, которые в советское время можно было встретить в каждой квартире. Завод этот мы нашли, но популярных печек там уже не делают. И местный историко-художественный музей оказался закрыт – он работает всего лишь по выходным, да и то по четыре часа. Причем, договариваться о посещении нужно заранее. Зато в ближайшем книжном магазине я переснял на фото дорогущую книжку об истории города и завода.

Заехали на почту и я отправил домой 3,5 кг различной литературы, накопившихся у меня к этому времени.

Неожиданно на мой телефон посыпались СМС-ки. Это меня поздравляют с днем рождения. А я и забыл, какое сегодня число. Купил торт и бутылку вина, которыми народ и поздравил меня, сидя на обочине дороги.

Где-то в 20 километрах за городом нагоняем двух женщин-легкоатлеток. Они готовятся к традиционному уральскому горному марафону «Конжак-2007». Позже они «электронкой» написали, что заняли 38 и 50-е места из 620 участников-женщин. Мужчин было 970 человек. Трасса в этом году оказалась очень тяжелая: вода, грязь и скользкие камни курумников. И все это постоянно в гору. Дистанцию в 42 км нашим знакомым удалось преодолеть за почти 7 часов непрерывного бега.

Обедаем в п. Кормовище (символичное название!) – 90 рублей на всех. Пельмени и пирожки, чай с лимоном. Вот такие цены еще бывают в леспромхозовских кафешках. Местные девки пьют пиво и отчаянно матерятся. Но при этом оказываются добрыми и отзывчивыми. Работы здесь никакой нет и народ ездит трудиться в Лысьву – за 40 км. Дима катает на своем велосипеде местную детвору.

Дорога постепенно забирается вверх и ее покрытие становится все хуже – мы приближаемся к ж. д. станции Кын, где цивилизация заканчивается. Отсюда по лесовозной бетонке еще два десятка километров до п. Кын-завод (основан в 1759 г.). А дальше дорог никаких нет – только водная гладь реки Чусовой.

В Кын-заводе музей тоже закрыт – персонал уехал на медосмотр в Лысьву. Но нам торопиться некуда. Для начала тщательно исследуем старинный, когда-то пятиглавый Свято-Троицкий собор (двухэтажная заводская постройка 1869 г.). Его строили в честь отмены крепостного права (1861 г.), закрыли для богослужений в 1930 г., а колокола сняли всего 15 лет назад и увезли в Соликамск. Внутри храма обнаруживается небольшое стадо коз. На стенах сохранились библейские росписи.

По доскам карабкаемся на 35-метровую колокольню, с которой открывается чудесный вид на село и саму Чусовую. По ней сплавляются туристы. Тут везде горки - Урал все-таки. По правую сторону реки расположена Мерзлая гора, напротив нее – Плакун-гора, а церковь стоит на Троицкой горе.

На вершине купола я присел в подмасану и вдруг ни с того, ни с сего в голову пришло: «ТРУД ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ СВЯТ - ОН ВЕДЕТ К ДУХУ». То есть, ПУТЬ К ДУХУ ИДЕТ ЧЕРЕЗ ТРУД. Что к чему? Ни о чем подобном я до этого и не думал. Может это реакция моего сознания на восхищение монументальностью церковного строения? Или опять я общаюсь с Разумом? Вот Дима тоже сидит рядом со мной, но ничего подобного не слышит.

С куполов спускаемся долго и напряженно, вниз ведь всегда лезть труднее.

Находим местного старожила и он нам рассказывает об истории возникновения Кын-завода – принадлежавшего Григорию Строганову железоделательного предприятия, основанного в 1760 г. (Демидова здесь не было, он строился за Уралом). Завод закрылся в 1911 г. из-за истощения рудных запасов. От него до сих пор сохранились огромный амбар, пристань из скрепленных железными скобами гигантских известняковых блоков, остатки плотины. Когда-то в поселке проживало 8 тысяч рабочих, работало 5 домен (от слов – дом, домина), была своя электростанция. При Советской власти в селе организовали колхоз «Мир». Еще недавно в нем было 650 коров, а сейчас – сельхозпредприятие «Восход» всего с 9 коровами. Сейчас в селе проживает около 800 человек. Развал начался в перестройку, когда цены настолько возросли, что для замены ходовой части трактора требовалось 400 кг сливочного масла. Нереально!

Вскоре появились музейщики. Экскурсия оказалась насыщенной, трогать можно было все экспонаты, а за билеты и фотографирование мы не платили. Хоть и означает Кын по-вогульски «холодный», но отношение к нам было самое теплое.

После осмотра музея сходили к местному егерю – огромному сибирскому мужику Леониду Югову - разузнать дорогу. Выяснилось, что в устье Серебряной мы никак не попадем, хотя на карте туда и указаны проселки. Они давно уже заросли за ненадобностью. Пешком сходить туда можно, потратив на это три дня.

Поскольку мы и так отстаем от графика похода на сутки, то рассматриваем другие варианты. Наиболее практичным из всех оказывается сплав на лодке до д. Верхняя Ослянка. Это всего 18 км, на моторке полтора-два часа. Вообще-то в деревню ведет разбитый «Уралами» болотистый проселок, но это 25 км и все равно потребуется переправа - целый ходовой день. В Интернете я раньше читал об этой дороге – велотуристы из Екатеринбурга почти всю ее шли пешком.

Могли ли Ермаковы казаки за 2 месяца (1 сентября - 24 октября) от Нижнего Чусовского городка дойти до района нынешнего Тобольска, где неподалеку располагалась столица Сибирского ханства г. Искер? Егерь считает, что это было возможно и подтверждает свое мнение простым арифметическим расчетом: 2000 км делит на средние 5 км/час и на 8-часовой рабочий день – получается 50 дней (казаки дошли за 54). Где-то двигались быстрее - по течению рек, а где-то тормозились – например, на перевале через Урал.

Против течения Чусовой до устья Серебряной около 200 км. Местами струги тащили на бечеве, особенно в узких местах около отвесных скальных прижимов - «бойцов». А где-то шли под парусами и, конечно, на веслах, уворачиваясь от подводных камней-«ташей» и порогов-«переборов». Судя по летописи, это расстояние они прошли всего за 4 дня, т. е. покрывая по 45-50 км ежедневно. Если двигаться со средней скоростью 5 км/час (но, по-моему, против мощного течения горной Чусовой, которое составляет 6-10 км/час, это невозможно), то получится по 9 с половиной ходовых часов. К этому нужно добавить время на обязательные привалы – еще пару часов, и поджидание отставших. Наверное, в 12-14 часов уложиться было можно.

Сложнее казакам пришлось на р. Серебряной. Там наверняка двигаться стало намного труднее: и речка эта поуже, и помельче она, и покруче. В связи с чем, по преданиям, казаки вбивали колья поперек русла и подпруживали бурную Серебряную парусами, поднимая ее уровень. Хотя мой собеседник такую технологию считает на этой речке совершенно не эффективной. И, тем не менее, бечевой Серебряную за 2 дня (так в летописи) казаки вполне могли пройти – там всего-то 25 км. Но я и здесь сомневаюсь. Все же не 2 лодки шли, а штук 30-50 (от 600 до 1000 человек разместились на дощаниках, каждый из которых вмещает по 20-25 человек - это если без груза. А ведь груза было столько, что борта на лодках досками нашивали). В результате движение группы сильно замедлится. Это ж сколько раз нужно было шлюзовать маленькую речку парусами? Да в ней столько воды не наберется.

На 10-верстовом таежном волоке, проходящем по пологой заболоченной седловине от ручья Кокуй до ручья Журавлик, дружинники рубили просеку и «суды на себе волочили» . Настоящий волок не строили, потому что выравнивать каменистый грунт для бревен-катков – дело долгое и муторное. Пришлось по 15 ходок сделать, чтобы перенести весь груз и транспорт. А таскать было что: на каждого участника похода Строгановыми было выдано по три фунта пороха и свинца, по три пуда ржаной муки, по пуду сухарей, по два пуда круп и толокна, по пуду соли и по четверти соленой свиной туши, одежда, оружие – порядка 140 кг. Это 5 ходок, если по 2 пуда за раз переносить. А еще лодки, паруса, весла, шатры, личное оружие, пушки и семиствольные «сороки».

Десять километров по горам и столько же обратно – это полный рабочий день. Две-три недели получается. Стоило ли ради этого укрепленный Кокуй-городок с валами и рвами посреди волока ставить? По летописи, казаки здесь вообще-то зимовали.

Плоты с этой стороны Урала речные пираты вряд ли использовали – против стремительного течения их не протащить. Хотя по летописи иначе. Плоты рубили уже за Уралом, на речке Баранче. По ней сплавлялись порядка 60 км до Тагила, где устроили плотбище и построили новые струги. Оттуда речного хода до столицы Сибирского ханства еще примерно 1000 км. Скорость течения на Тагиле, Туре и Тоболе порядка 1 км/час, а осенью и того меньше. Так что самосплавом за день совсем немного пройдешь, нужно интенсивно грести и паруса ставить, если попутный ветер подвернется. Способны ли были казаки на такую ежедневную изнурительную работу?

В более поздние времена, но по большой воде, когда скорость течения значительно выше, от устья Туры до Тюмени (примерно 400 км по извилистой реке) ходили за 7 дней, да еще столько же требовалось, чтобы доплыть до Тобольска (еще около 300 км) – т. е. в среднем те же 50-60 км в день. Итого после Урала получается дней 20. Добавьте сюда неделю на изготовление новых стругов взамен брошенных на Серебряной и весь казачий переход вполне может уложиться в те самые два месяца.

Но надо бы еще учесть, что народу у казаков было не на 2 лодки. Уже это обстоятельство может сильно удлинить время переходов. Например, когда в нашем велопоходе участвует 3-4 человека, то за день мы и по 150 км проезжаем, особо не напрягаясь. А когда 130 участников – как на нынешний Первомай на встрече велотуристов сибирских городов, то и 70 км с трудом преодолеваются. При этом группа растягивалась аж на 20 км.

У казаков были еще задержки из-за неоднократных боев с туземцами. Им требовалось время на восстановление сил и залечивание ран (например, в устье Тавды для этого простояли 5 дней), а также на добывание пищи (ее отбирали у местных жителей, а их еще найти надо было).

Березняковские туристы, «на плечи взяв нелегкий груз эпохи» , прошли маршрут Ермака тоже за 50 дней. Правда, шли они всего на двух, да еще моторных лодках и через Урал до р. Тагил порядка 130 км их перевозили на КАМАЗе. Студенты Екатеринбургского госуниверситета в 1970-х годах полностью прошли весь путь Ермака, затратив на это не два, а четыре месяца. Заметьте, что это без боев с местными (по летописям, у казаков они отняли не менее 10 дней) и без поиска продуктов. Нынешние туристы по Туре, Тоболу и Иртышу самосплавом путешествуют в среднем по 30 км в день и в Ермаковы сроки тоже не укладываются. Оно и понятно – цели-то разные.

По моим наблюдениям и опыту, расстояние порядка 30 км – это стандартный дневной переход хоть пешком, хоть на лошадях или лодках. Например, в войну солдаты многодневным маршем ходили в среднем по 30 км. Ямские и почтовые станции на старинных трактах располагались строго через 30 верст. 90-верстовый Маковский волок преодолевался за три дня.

Мы со своими 3-мя неделями, хоть и 2000 км проехали, конечно, не в счет. Ведь не на лодках же плывем. Потому и не герои.

Заманчива все же версия о двухмесячном броске Ермака в Кучумово царство. Но ее реальность должна обеспечиваться огромным физическим напряжением и энтузиазмом, а также совершенной внутренней организацией войска и высокой дисциплиной. Может, так оно и было. Вольные люди были социально активны и не чувствовали себя аутсайдерами в жизни.

Еще я оспариваю время начала похода. Мне оно кажется неудачным. Ведь летом и осенью уровень воды на 3-4 м ниже, чем весной. Например, в конце июля - начале августа глубина на перекатах становится всего 7-15 см. Однако егерь заявил, что на Чусовой паводки бывают и осенью, из-за продолжительных дождей, которые до двух метров поднимают уровень воды. Как я знаю, такой паводок больше нескольких дней не держится, но может этого времени казакам и хватило. Шли казаки на стругах и перегруженных дощаниках, имеющих осадку до 60 см. А ведь известно, что струги на местных реках не практичны. Например, в Тобольске в 1666 г. из 200 различных лодок стругов было только четыре. Только нужда или другая веская причина могла заставить опытных речников в поход отправиться осенью. Я бы на их месте спокойно в Строгановских вотчинах перезимовал и по большой воде (май-середина июня) в поход двинулся.

По мнению егеря, Серебряную казакам проходить лучше было бы все же летом или осенью, как они и сделали. Потому что весной на эту речку с любыми лодками соваться бесполезно из-за очень сильного течения, с которым даже лодочный мотор не справляется.

Погодные условия флибустьеров наверняка не баловали: осенние дожди, заморозки. Но к этому казаки были, не в пример нам, привычны. Ведь они в домах-то никогда и не жили: в шалашах да шатрах. Однако добавьте к этому постоянную трудную работу, скромное и однообразное питание, болезни, напряженное ожидание столкновений с врагами. Отдых все-таки нужен всем. Ведь и мы устраиваем дневки. Также и казаки: двигаясь по Серебряной, сделали остановку на длинном, в полверсты, лесистом острове (Ермаков остров). Значит, уже не 2 дня по реке шли.

Но и наш математик-егерь кое в чем сомневается. Почему Ермак по неразведанной Серебряной пошел, а не по рекам Вишере и Лозьве, традиционному для русских промышленников пути (Соликамск – Чердынь - Лозьвинский городок). Однако стоит посмотреть на карту и сразу становится ясно, что этот путь на 2000 км длиннее, чем Серебрянский, расположен севернее (а значит, реки замерзнут раньше), находится далеко от строгановских городков, ведет не в Сибирь, а в Югорию – земли воинственного и непокорного Пелымского князя.

Да и не таким уж неизвестным был Серебрянский путь – этой дорогой издавна пользовались проживавшие вдоль Чусовой коми-пермяки и угры. А дружину Ермака, как известно, сопровождали полсотни «вожей» из местных жителей. Именно этой дорогой нападали в 1573 г. зауральские татары на Строгановские городки и остроги, предварительно уничтожив русские поселения в устье р. Баранчи. Появилась же эта дорога, скорее всего, в 1555-1557 гг., когда правитель Сибири Едигей (Едигер)-бек признал себя вассалом Русского государства. Так что Ермаков маршрут Чусовая – Серебрянка – волок – Баранча – Тагил- Тура был давно известен как дорога в Сибирь. Ведь не случайно, что уже через два года после прохода Ермака, в 1584 г., за Уралом был основан Верхнетагильский городок, через который в течение пяти лет проходила официальная государева дорога. А дорога по Вишере и Лозьве возникла только в 1589 г., после приведения к покорности Пелымского княжества. И только тогда Серебрянская дорога перестала быть основной государственной дорогой в Сибирь.

Один вопрос и у меня остался неразрешенным. Бывал я и на Волге и на Каме – равнина там, болота, березняки. А здесь, на Чусовой – скальные теснины и дремучая тайга. «Скалы… с небольшими промежутками тянутся сплошным утесистым гребнем. Некоторые из них совершенно отвесно поднимаются вверх сажен на 60, точно колоссальные стены средневекового города; иногда такая стена тянется по берегу на несколько верст» (Д. Мамин-Сибиряк). Если человек раньше в такие места не ходил, не жил в них с детства, то смелость от него требуется немалая. Даже не смелость, а безрассудство. Тем более, когда нужно было решиться на скорый поход, предполагающий только одну, победную битву, до которой нужно добираться 2 месяца и 2000 км. Я-то хоть и в тайге вырос, много уже и по Сибири, и вообще по миру путешествовал, но и то, когда глухими и "лешими" уральскими проселками пробирались, мне жутковато было. Либо отчаянным авантюристом был Ермак, либо все же местным уроженцем (об этом существует и донское предание, и чусовское), либо все же двигался по Сибири медленно и осторожно («с искусом» ), напрасно не рискуя и приспосабливаясь. Тогда весь его поход занял не 2 месяца, а минимум год. Так, собственно, в летописях и записано, но это оспаривается кабинетной наукой.

Пока мы с егерем теоретизировали, село накрыл мощный ливень. Однако вся вода слилась в реку и дорогу не расквасило.

Лодку мы сторговали быстро.

Загрузив четыре байка и наше нехитрое имущество, уже через полтора часа, вволю налюбовавшись на вечернюю Чусовую, мы высадились на берегу д. Верхней Ослянки. Название для этих мест странное, ослы тут вряд ли водились. Но оказалось, что свое имя деревня получила по наличию около нее точильного камня, из которого мужики делали оселки для заточки инструмента. Раньше Верхняя Ослянка была сплавной пристанью Гороблагодатских железоделательных заводов.

Ночевали под огромной сосной на берегу Чусовой, напротив местного кладбища. Но ничего неприятного никому не приснилось. Зато поутру вволю накричались проплывающим мимо туристам: «Байки и на воде рулят». А им, упившимся пива, в ответ-то и сказать было нечего, они тут свой сплав закачивают и плоты разбирают.

Уральский перевал

До пос. Серебрянка мы ехали по Серебрянскому тракту, срезая петли одноименной речки. Это территория Свердловской области, самый центр Урала. Река здесь еще довольно широкая, типа нашей Базаихи, и быстрая. Высота ее над уровнем моря по GPS составляет 252 метра. Кокуй-городок остается южнее. Проведенные на этом месте масштабные археологические раскопки (1977 г.) не подтвердили версии о зимовке здесь Ермака. Скорее всего, предположение о том, что здесь была всего лишь кратковременная стоянка казаков, верно.

В следующей деревне, Кедровке, нам рассказывают о скале, похожей на нос лодки – «Каменной лодке Ермака». Здесь об атамане еще помнят.

Сразу за деревней начинается 4-х км подъем к знаку «Европа-Азия», поставленному в 1868 г. «золотопромышленниками Северного Урала» в память переезда через Урал «государя великого князя Владимира Александровича». Это водораздел между Чусовой и Тагилом, высшая точка Урала – 488 м. Отсюда примерно такой же длины спуск к речке Журавлик, впадающей в Баранчу. Волок Ермака шел немного южнее, параллельно нашей дороге.

«По Серебряной пошли, до Жаровли дошли,
Оставили они тут лодки-коломенки
На той Баранченской переволоке,
Одну тащили, да надсадилися, там ее и покинули.
И в то время увидели Баранчу-реку, обрадовались,
Поделали боты сосновые да лодки-набойницы,
Поплыли по этой Баранче-реке».

Этот перевал через Урал – один из самых пологих. И потому уже в течение двух столетий вынашивается идея строительства в этих местах сквозного Трансуральского водного канала, подобного Обь-Енисейскому. Проектом 1913 г. предполагалось построить десяток гидроэлектростанций, 95 шлюзов на реках Чусовой и Исеть, а также соединяющий их канал длиной 5.5 км, который бы проходил рядом с Екатеринбургом.

В д. В. Баранча местные отдыхающие угощают нас шашлыками. И правильно делают!

По хорошо прокатанной гравийной дороге, именуемой почему-то «солдатской», вдоль речки Баранчи мы выезжаем к пос. Баранчинский. От него гравийка идет вдоль железной дороги к д. Евстихино, где Баранча впадает в Тагил.

Немного ниже по реке около утеса Медведь-камень (ландшафтный исторический памятник природы) было второе Ермаково городище, где казаки отдыхали после перехода через Урал и строили новые струги:

«И скоро они выплыли на Тагил-реку.
У того Медведя-камня, у Магницкого горы остановилися,
А на другой стороне у них было плотбище:
Делали большие коломенки,
Чтобы можно им совсем убратися».

Места на берегу не так много, чтобы наладить производство 200 лодок, а вот 30 – вполне возможно. Так что версия о пятитысячном войске Ермака мне кажется все более сомнительной. А ведь была еще ежедневная проблема поиска огромной поляны для организации привала такому войску. Даже и шестистам компактно и безопасно устроиться всегда сложно.

В ходе археологических раскопок (1981 г.) на этом месте были найдены подковки от сапог, наконечники стрел, ядра, чекан, оружейный кремень и пулелейка. За несколько дней отдыха столько не потеряешь. Может, подольше здесь жили? В исторической песне «Ермак взял Сибирь» из сборника Кирши Данилова указывается: «...А и выплыли на Туру-реку, и поплыли по той реке Туре-реке в Епанчу-реку; и тут оне жили до Петрова дня» , т. е. до 29 июня (по старому стилю). Между прочим, было это еще до взятия Искера. Значит, все-таки не два месяца Ермак путешествовал, а минимум 4 с лишним. И в поход вышел не 1 сентября, а в начале июня, по большой воде. Что совершенно логично, потому что рационально.

Во времена Ермака глухая уральская тайга была как бы ничейной территорией, даже не окраиной Сибирского ханства. Вогульское население здесь было настолько редким, что путешествовать было совершенно безопасно. Да и места эти в прошлом были русскими обжиты. Девять лет назад где-то здесь стояло русское поселение, сожженное царевичем Маметкулом в ходе набега на Чусовские городки.

Урал мы переехали, но ни малахитов, ни изумрудов, ни прочих самоцветов не увидели. Не попались нам также и "камень превысочайший зело" , достающий "до облак небесных" , и "реки пространные и прекрасные зело, в них же воды сладчайшие и рыб различных множество" . Если ехать по дорогам, то многого не замечаешь.

Демидовское наследие

Еще 16 км и мы оказываемся в г. Нижний Тагил (основан в 1720 г.). Теперь нам часто попадаются улицы, покрытые демидовской брусчаткой. Ехать по ним на велосипеде сплошное мучение.

Начало городу положил Выйский медеплавильный завод, который начал действовать в 1722 году. Но особую славу создал Тагилу пущенный Демидовым в 1725 году чугуноплавильный и железоделательный завод. Его продукция была известна во всем мире. И уже в середине XVIII века Нижний Тагил стал центром горно-металлургической промышленности Урала.

Музеев здесь много, весь день уходит на их осмотр. Интереснее всех, конечно, дом отца и сына Черепановых – Ефима и Мирона, изобретателей русского паровоза (1834 г.) и парохода. Эти крепостные крестьяне-самоучки были главными механиками 9-ти демидовских заводов. Их звезда закатилась, когда наследники Демидова стали нанимать механиков-иностранцев.

В этом же музее выставлен «тагильский велосипед Артамонова», поступивший как экспонат из Верхотурья. На вид это грубая копия велосипеда-паука, изобретенного французами после 1850 г. Современные исследования металла показали, что он был изготовлен из мартеновского железа, а это 1870 г., что значительно позже заявленной даты изобретения (1801 г.). В архивах история о 3000-верстовом велосипедном путешествии из Тагила в С-Петербург не подтверждается.

А вот с Артамоновым все, возможно, оказалось проще. У нижне-тагильского изобретателя Е. Г. Кузнецова-Жепинского был молодой племянник с таким именем. Дядя за изобретение «механических» музыкальных дрожек, подаренных матери императора Александра 1 как раз в тот самый период - 1804 г., получил «вольную». Возможно, что Артамон тоже имел отношение к этому или другому необычному изобретению, потому что «вольную» тогда дали и ему тоже. Но, к сожалению, не за велосипед.

Тем не менее, в музее хранится письмо краеведа А. Шарца, который утверждает, что в 1939 г. держал в руках папку с документами, подтверждающими велопоездку некоего Ефима Михеевича Артамонова (жил 1776-1841 гг.) в Петербург и его возвращение в Н. Тагил. Краевед даже снял копию с этого донесения. Однако ни эта копия, ни папка с документами не сохранились. В архивах Н-Тагильского завода среди мастеровых такая фамилия встречается.

Свой бег мы останавливаем в квартире бывшего лесосибирца, земляка нашего Сергея. Здорово все-таки, что существуют блага цивилизации. Наши вещи стирает электрическая машина, обед варится на газовой печке, а мы безмятежно пьем пиво перед телевизором. И воздух в городе чистый, не то, что около КРАЗа в Красноярске.

Как мы свой маршрут не кроим, а ехать непосредственно вдоль реки Тагила, как плыл Ермак, у нас не получается. Дорог там нет. Поэтому едем по шоссе через г. Верхняя Салда (там находится завод по производству титанового проката, из которого и сделан мой кастомный байк), потом сквозь г. Нижняя Салда, где работает выкупленный московским "Евразхолдингом" единственный в России завод по производству подложек для железнодорожных рельс. Оттуда, судя по карте, можно по т. н. Босяновской дороге выехать к р. Тагилу.

На улице жара и зной, даже купание в городском пруду не охлаждает. Скучающий заводской охранник, узнав, что мы из Красноярска, перезванивает своей жене – нашей землячке. В Красноярске она жила на Затоне и очень рада поговорить о родном городе. Да и нам приятно. Мир тесен!

Заодно выяснилось, что к Тагилу мы хоть выехать и сможем, но вдоль реки проедем всего-то километров 20. А потом более 100 км дорог уже нет – только самосплав. Эта информация подтверждается еще двумя разными мужиками, так что «мы посовещались и я решил» ехать в г. Ирбит, а оттуда уже - в Туринск на реку Тура, где мы снова соединимся с путем Ермака. По расстоянию получается примерно так же, но зато представится возможность посетить музей прославленного мотоциклетного завода.

Проезжаем пос. Верхняя Синичиха Алапаевского района, основанный еще в 1680 г. Вторую жизнь ему дал в 1772 г. заводчик Савва Яковлев (Собакин).

На въезде в поселок пересекаем узкоколейку. Из 900 км такой дороги бывшего «Алапаевсклеса» в настоящее время леспромхозами эксплуатируется еще треть. Эти дороги идут в тайгу, в никуда.

В селении мы случайно проскочили нужный поворот. Нас тормозит какой-то дед: мол, не туда едете. Ну и что? А то, что он здесь все знает, потому что всю свою сознательную жизнь работает учителем географии. Слово за слово, дед оказывается интересной личностью, а его жена быстренько заворачивает нас к себе на ужин и ночлег. Мы не сопротивляемся, потому что дом Геннадия Александровича Чечурина («чечуля» - это ломоть хлеба у архангельских мужиков) оказывается на берегу огромного пруда, у старожила во дворе устроен самодеятельный музей, а на столе красуется бутылка «Беленькой» и дымится жарево.

И повод выпить есть, потому что буквально вчера 65-летний учитель отработал в школе свой последний день, а завтра выходит на работу в местный музей. Ну, и с нами, "за встречу!" В общем, проговорили мы до 2-х часов ночи под тосты вроде: «За тех, кто здесь. А кто там, тот сам выпьет» . И договорились до СМЫСЛА ЖИЗНИ. По мнению гостеприимных хозяев, У ЖЕНЩИН ОН ЗАКЛЮЧАЕТСЯ В ДЕТЯХ, А У МУЖЧИН – В РАБОТЕ. Вот так все до гениальности просто, когда у людей за спиной философских 65 лет и вторая семья.

Наутро идем на будущее место работы нашего нового знакомого. Нас встречает традиционный паровоз и... чучело лошади, запряженной в телегу.

Судя по экспозициям, железная руда здесь добывалась с минимальным содержанием фосфора и серы и поэтому изделия из нее практически не ржавели. Литейные чугуны (не путать с передельными, из которых потом лили сталь) везли на Чусовую к Кашкинской пристани и сплавляли по Каме. Во время войны на заводе делали зажигательную смесь, бутылками с которой наши пехотинцы поджигали немецкие танки. Сейчас в поселке живут 11 тысяч человек, работает крупный фанерный комбинат («фанком»), на котором частный хозяин недавно установил современные японские технологии, а продукцию поставляет в США и Израиль. Жив и металлургический завод.

Когда-то в 4-м классе В. Синичихинской школы училась жена Генсека КПСС Раиса Максимовна Горбачева. Будучи при власти, она организовала выделение денег на благоустройство поселка и тогда улица Советская, на которой как раз и стоит дом нашего хозяина, была забетонирована.

Из В. Синичихи до д. Махнево, стоящей на Тоболе, около 70 км. В деревне установлен знак в память о пребывании здесь Ермака. Судя по карте, оттуда еще примерно столько же до впадения Тобола в Туру, где на стрелке с речкой Карымкой у казаков был первый бой с вогулами князца Епанчи. Там проходила граница Сибирского ханства. Но, со слов местных жителей, оттуда дорог вдоль Туры опять нет (хотя на карте они и показаны). Поэтому, как бы нам не хотелось, далее наш путь лежит не вдоль Тобола, а по старому Бабиновскому тракту, который более удобно, чем Серебрянский, выходил через Урал в Западную Сибирь. Дорога почти прямо шла от Соликамска на Верхотурье и Ирбит и была признана правительством как единственно доступная для служилых и торговых людей.

Эта часть дороги входит в туристический маршрут «Покаяние». Сейчас трасса активно ремонтируется, а старые деревенские церкви вдоль нее реставрируются.

В 4-х километрах за селом справа от шоссе, проложенном по насыпи бывшей узкоколейки, строится огромный монастырский комплекс Новомученников Российских. Мимо него не проедешь, все таки 32 гектара. Это сооружение возникло на месте убийства 8-ми членов Дома Романовых - родственников царской семьи. В их числе была принявшей монашество немецко-английская принцесса Великая княгиня Елисавета Феодоровна, вдова убитого террористами генерал-губернатора Москвы Великого князя Сергея Александровича Романова, сына императора Александра Третьего.

Царские родственники были арестованы в Москве в апреле 1918 г. и этапированы в Екатеринбург, а потом в Алапаевск. 17 июля заключенным объявили, что их перевозят в Верхнесиничихинский завод. Не доезжая до поселка, людей высадили возле заброшенного рудника: якобы сломан мост и дальше нужно идти пешком. Это были последние 178 шагов обреченных. Палачи по одному подводили узников к заброшенной Нижнеселимской шахте, били сзади по голове и сбрасывали вниз, на глубину 60 метров. Расчет был на то, что жители расположенного неподалеку г. Алапаевска, будучи традиционно прореволюционно настроенными (в 1905 г. здесь сразу же за г. Иваново, были созданы Советы народных депутатов), противодействовать акту не будут. Убийство состоялось на следующий день после расстрела Николая Второго и членов его семьи. В течение нескольких дней люди умирали от ран и осколков гранат, которыми их неумело забросали чекисты. Потом шахту завалили деревьями.

Через 3 месяца г. Алапаевск заняли части адмирала А. В. Колчака. 18 октября тела алапаевских мучеников из шахты были подняты. Их отпели и, пройдя многие мытарства, увезли в Пекин, где и погребли на русском кладбище. Тело святой Преподобномученицы Великой княгини Елисаветы Феодоровны похоронено в Иерусалиме.

Поджидаю отставших на развилке Ирбит-Екатеринбург. Нам прямо. А если ехать на юг, то можно попасть в Казахстан, куда, в «калмацкие степи», дорога была проложена еще в 17 веке. Ездили на озера за солью, а также в Курган на ярмарки.

В с. Нижняя Синичиха фотографируем этнографические образцы русского деревянного зодчества, собранные энтузиастом Иваном Даниловичем Самойловым. Такой обет он взял на себя еще во время войны и посвятил этому делу всю свою жизнь. Под открытым небом собраны ветряная мельница, пожарное депо с колоколом и каланча, несколько часовен, крестьянские усадьбы, острожная башня с частоколом, кузница – все настоящее, действующее. В одной из часовен размещен музей прикладного искусства, в другой – музей резьбы по дереву. А в девятиглавой Спасо-Преображенской церкви, восстановленной Самойловым, находится уникальный музей уральского деревянного зодчества и народной живописи по дереву.

В честь директора музея-заповедника деревенский родник назван «Данилыч». Его вода нам приходится очень кстати, на улице сегодня все ж таки +36 градусов. Стоя у ключика в центре села, понимаешь, что первично: не вода к людям пришла, а дома вокруг нее выросли. Недавно этот источник был освящен архиепископом Екатеринбургским и Верхотурским Викентием: «Благословляется и освящается студенец сей и вода, в нем сущая, благодатию Святаго Духа...» .

До Ирбита больше ничего интересного не было. Село Невьянское, где в начале 17 века был первый в Зауралье казенный завод по выплавке кричного железа из «болотной руды», остается в стороне. Только и впечатлений, что у Сергея цепь в третий раз порвалась, надсаженная неправильными (сразу на 2-3 передачи) переключениями. И стали порядком надоедать тучи паутов. Оторваться от них нет никакой возможности: не можем же мы постоянно ехать со скоростью больше 32 км/час, на которой они только и начинают отставать. С комарами проще – они теряются уже после 7 км/ час, а мошка еще раньше.

В Ирбите для нас интересны три достопримечательности: мотомузей, краеведческий музей и торговые палаты ранее очень популярной Ирбитской ярмарки. В таком порядке их мы и осматриваем.

Музею мотоциклов марки «Урал» всего 3 года. Он создан на основе коллекции мототехники, собранной за 60 лет существования завода. Эту коллекцию новый хозяин завода, проживающий в США, попытался продать за границу, да помешала общественность и нынешние экспонаты были выкуплены городской администрацией. В прошлом году музей обрел статус государственного.

В нем собраны модели тяжелых мотоциклов ведущих фирм мира, начиная с 40-х годов 20 века. И, конечно, образцы мототехники, производимой заводом пусть даже и в единичной экземпляре.

Из 10 тысяч работников сейчас на заводе осталось всего около 500. Если в 1993 г. выпускалось 132 тысячи мотоциклов (а всего за всю историю завода – 3 миллиона), то сейчас – 1 тысяча. В основном, это модель «Волк» (типа «Харлея»), на музейном экземпляре которого недавно сидел Российский президент В. В. Путин, а после него, по очереди, позировали мы.

Сам завод был построен незадолго до начала Великой Отечественной войны. В 1939 г. было закуплено у Германии 4 мотоцикла БМВ R-71, которые полностью разобрали и в Ирбите наладили производство точной их копии (безо всяких чертежей) под маркой М-62. На этих мотоциклах не только выиграли войну, но и восстановили разрушенное войной сельское хозяйство, построили социализм.

Заводские спортсмены установили на «Уралах» несколько необычных рекордов: по езде задним ходом (171 км), с поднятой коляской (1014 км), без остановки (около месяца).

В краеведческом музее, после всего ранее виденного в других городах, было скучновато. Интересный экспонат – кожа со ступни слона, которая использовалась в ярмарочной лавке как мусорное ведро.

Ярмарки в Ирбите начали проводиться с 1643 года, а до этого был стихийный «торжок». Обычно торговище проводилось в январе в течение месяца, как только установится санный путь. Со временем в Ирбите возникла крупнейшая российская ярмарка, уступавшая только Нижегородской. На ярмарке совершался торг Европейской России с Сибирью и Азией. Конкурировать с ней было трудно. Именно из-за Ирбита закрывались ранее рентабельные железоделательные заводы на Енисее, которые были не в состоянии предоставить покупателям столь разнообразный ассортимент металлоизделий.

Бывшие торговые ряды «Пассаж» (переводится с французского как «переход») были построены в 1864 г. по типу московского ГУМа. Многочисленные бутики расположены в здании ярусами вдоль широкого прохода. Продают здесь всякую всячину. Только велосипедов нет, а велозапчасти - только для «Уралов» и пермских «Форвардов». Так что взамен прожеванной покрышки Сергея мы ничего не нашли и он вынужден был зашить ее через край толстыми нитками. Чтобы не уходить из столь знаменитого магазина пустыми, я приобрел для своего велосипеда рыбацкий бубенчик, а всем остальным – надувные шарики. Болтаясь сзади, они неплохо отгоняют паутов и создают праздничное настроение. Ведь позади у нас 1000 км и пора начинать борьбу с негативными последствиями психологической усталости.

На ночлег встали в 3-х км от Туринска на песчаном берегу пруда речки Ялынка (в древности – Елымка). Рядом – кафе, так что ни с ужином, ни с завтраком у нас проблемы не возникает.

Поход Ермака в Сибирь

Пожалуй, самым запутанным с источниковедческой точки зрения оказался вопрос о начале сибирской экспедиции. Так, ранние тексты сибирского происхождения - Синодик Ермаковым казакам, первая редакция которого была создана по инициативе тобольского архиепископа Киприана около 1622 г., и Основная редакция Есиповской летописи, появившаяся из-под пера тобольского архиепископского дьяка Саввы Есипова в 1636 г., - относят начало похода к осени 7089 (1580) г., а взятие столицы Кучумова "царства" Сибири - к 26 октября того же года. Эта датировка стала определяющей не только для летописных памятников есиповской традиции, но и для некоторых произведений московского происхождения, в т. ч. для хронологической повести "О победе на бесерменскаго сибирскаго царя Кучума..." (написана в конце 1620-х гг.), Нового летописца (составлен около 1630 г.) и Свода 1652 г.

Иной хронологии придерживается в этом вопросе автор Строгановской летописи, Основная редакция которой возникла, судя по всему, в 1630-х гг. в Сольвычегодске: Ермак и его товарищи появились в Приуралье по приглашению Строгановых летом 7087 (1579) г., прожили "в городках их два лета и месяца два", 1 сентября 7090 (1581) г. отправились в поход, а 26 октября того же года овладели "градом Сибирью".

В "Истории Сибирской" тобольского сына боярского Семена Ульяновича Ремезова, написанной на рубеже XVII-XVIII вв., утверждается, что после "воровства" в 7086-7087 (1578-1579) гг. "на усть Волги реки" казачья ватага Ермака ушла на Каму, где взяла "многие запасы у Строгановых" и двинулась за Урал. Добравшись до "Тагила реки... в лето 7088 году", казаки остановились "в урочище речки Абугая" на зимовку. Таким образом, если следовать ремезовской хронологии, то получается, что поход должен был начаться в конце лета - начале осени 7087-7088 (1579) г. На следующий год ермаковцы вошли в Туру, воевали здесь летом с местным князем по имени Епанча, а 1 августа "взяша град Тюмень... и ту зимоваша". Это, судя по всему, происходило в 7088 (1580) г. В мае 7089 (1581) г. они с боями двинулись дальше и только лишь 26 октября 7090 г. "внидоша во град Сибирь". Нетрудно заметить, что, как и в Строгановской летописи, начальный этап сибирской экспедиции Ермака охватывает у Ремезова период с лета 1579 г. по осень 1581 г., однако наполнен он совершенно иными событиями.

Включенная в состав ремезовской "Истории" "Летопись Сибирская краткая Кунгурская", в основе которой, по мнению многих исследователей, лежат подлинные воспоминания участников событий, записанные на Урале, также растягивает начальный этап экспедиции на несколько лет. После грабежей "на Оке и Волге и на море" в 7085-7086 (1577-1578) гг., говорится здесь, Ермак "з донскими и еицкими" казаками в конце августа 7086 (1578) г. побежал, спасаясь от царских преследователей, "по Волге и по Каме вверх". Пройдя далее в устье Чусовой, он 26 сентября свернул в Сылву и здесь зазимовал. В конце весны 7087 (1579) г. казаки вернулись на Чусовую, взяли у Максима Строганова "запас" и оружие и 12 июня продолжили свой путь вверх по Чусовой. Добравшись до Тагильского волока, они "на Бую городище зимовали", а 13 июня отправились дальше. С этого места в Кунгурской летописи начинается явный хронологический сбой, ибо зимовка на Тагильском волоке происходит здесь, как и в Ремезовской летописи, все в том же 7087-7088 (1579) г., хотя, по логике вещей, речь должна идти уже о 7088-7089 (1580) г. Далее говорится, что к 1 августа 7087 (1579) г. ермаковцы прибыли к устью Тобола и разгромили "на Карачине озере" татар, после чего "восхотеша возвратиться вспять на Русь" и ушли на Тавду, воевали здесь до глубокой осени с вогулами и только к 8 ноября "приехали на Карачино", где и зазимовали. Следующий эпизод Кунгурской летописи относится уже к событиям похода на Белогорье, который датируется в ней весной 7090 (1582) г., из чего логически можно заключить, что "взятие Сибири" должно было произойти за несколько месяцев до этого, т. е. осенью 7090 (1581) г. Такая датировка совпадает с указаниями как Строгановской, так и Ремезовской летописей. А это в свою очередь позволяет высказать предположение, что сведения о зимовке на Тагильском волоке были включены в Кунгурскую летопись самим С.У. Ремезовым, забывшим при этом внести исправления в даты.

В данном обзоре приведены далеко не все, а лишь наиболее часто привлекаемые историками летописные версии о начале похода Ермака в Сибирь. Между тем уже в начале прошлого века, с момента открытия первого (и, как оказалось, самого раннего) списка Основной редакции Строгановской летописи, ученым стал известен полный текст знаменитой "опальной" грамоты Ивана Грозного, отправленной Строгановым 16 ноября 7091 (1582) г., из которой, со слов чердынского воеводы Василия Пелепелицына, прямо следовало, что Строгановы "послали... из острошков своих волских атаманов и казаков Ермака с товарыщи воевать вотяков и вогуличь и татар и Пелымские и Сибирские места 91 (1582. - А.Ш.) году сентября в 1 день (курсив мой. - А.Ш.), а в тот же день собрався Пелымской князь с сибирскими людми и с вогуличи приходили войною на наши Пермъские места и к городу к Чердыню и к острогу приступали..." Судя по тому, что эта грамота была адресована не только Максиму Яковлевичу и Никите Григорьевичу Строгановым, владевшим землями в Прикамье, но и их дяде Семену Аникиевичу, ее отправили в Сольвычегодск. Именно здесь, в родовом архиве солепромышленников, эту грамоту нашел и включил в свое произведение автор Строгановской летописи. Оригинал самой сольвычегодской грамоты не сохранился, однако ее достоверность легко проверяется, ибо другая грамота, дошедшая до нас в подлиннике и аналогичная ей по содержанию, но адресованная только М. Я. и Н. Г. Строгановым и поэтому доставленная, очевидно, в их пермские вотчины, была обнаружена в строгановском архиве еще Г. Ф. Миллером и позднее опубликована.

Возникает вопрос: почему же, располагая этим документом, автор Строгановской летописи передвинул дату начала похода Ермака в Сибирь на год раньше? Здесь может быть лишь одно объяснение: в сольвычегодском архиве он отыскал еще несколько царских грамот (некоторые из них сохранились и были позднее изданы), в которых содержалась информация о том, что 1 сентября ("о Семени дни") 7090 (1581) г. на пермские владения Строгановых напал пелымский князь и подверг их разорению. Ознакомившись с этими документами, летописец попросту соединил в своем рассказе два разных набега, 1581 и 1582 гг., посчитав их за один и тот же, причем ответ на вопрос, почему во время нападения пелымцев Прикамье, где, по его сведениям, находилась дружина Ермака, оказалась без защиты, он нашел в царской "опальной" грамоте. Не обратив внимание на разницу в датах, которые он тем не менее механически воспроизвел, летописец пришел к выводу, что к моменту прихода в 1581 г. пелымского князя ермаковцев "в городках" уже не было, ибо накануне "тоя же годины послаша их Семен и Максим и Микита в Сибирскую землю на Сибирского салтана".

Со времен Н. М. Карамзина версия, изложенная в Строгановской летописи, стала едва ли не общепринятой. Правда, при этом остался нерешенным вопрос: как избежать противоречия в датах, относящихся к пелымскому набегу? Предлагалось, в частности, внести поправки в датировку и в текст "опальной" грамоты Ивана Грозного, т. е. читать везде не 7091, а 7090 г. Высказывалось также мнение, что эта грамота была запоздалой реакцией на отписку в Москву чердынского воеводы В. И. Пелепелицына, который по каким-то причинам сообщил о событиях осени 1581 г. только лишь в 1582 г. Позднее пелымские набеги с легкой руки А. А. Введенского стали представлять так: летом 1580 г. на строгановские владения обрушился со своими вогулами зауральский мурза Бегбелий Агтагов (о нем также рассказывается в Строгановской летописи, однако его нападение датируется здесь 22 июля 1581 г.), а 1 сентября 1581 г., т. е. сразу же после того, как Ермак отправился в Сибирь, на Пермь Великую пришел с ратью пелымский князек Кихек.

Сравнительно недавно Р. Г. Скрынников, опираясь на царские грамоты Строгановым и на данные Погодинского летописца (подробнее об этом произведении будет сказано ниже), пришел к выводу, что речь должна идти о двух разных нападениях на пермские земли - 1581 и 1582 гг. Первое из них возглавлял пелымский князь Аблегирим, а второе - Алей, старший сын Кучума. Ермак же прибыл к Строгановым незадолго до второго набега. У одних историков версия Р. Г. Скрынникова нашла поддержку, другие отнеслись к ней критически.

В связи с вышесказанным заслуживает внимания еще один источник, оказавшийся в контексте данных споров практически вне поля зрения ученых. Речь идет о т. н. Вычегодско-Вымской (Мисаило-Евтихиевской) летописи.

История ее текста является весьма непростой. В конце 1580-х гг. к работе над этим произведением приступил с благословения вологодского и великопермского архиепископа Антония (который занимал кафедру в 1582-1586 гг.) строитель Усть-Вымской Архангельской пустыни черный поп Мисаил. После его смерти летописные записи продолжал вести в начале XVII в. устьвымский благовещенский поп Евтихий, который делал это до 1619 г., пока "владыко Макарий вологоцкий [и] великопермский писати не велел малым попам и причтовым людем ни по что." В дальнейшем летопись хранилась сначала в Усть-Выми, а потом в Окваде. В 1813 г. ее по распоряжению вологодского епископа Евгения отослали в Вологду, где она бесследно исчезла. Однако перед этим некий вологодский семинарист А. Шергин снял с летописи копию, которая в течение многих лет находилась сначала во Введенской церкви в Окваде, затем в частных руках, а с 1915 г. - в Усть-Вымской Благовещенской церкви. В 1927 г. эту копию обнаружил в Усть-Выми начинающий писатель и краевед П. Г. Доронин и сделал с нее список. Впоследствии шергинская копия также где-то затерялась, а П. Г. Доронин спустя 30 лет подготовил текст летописи по своему списку к печати.

Следует сразу же сказать, что Вычегодско-Вымская летопись содержит ряд уникальных известий. Некоторые из них поддаются проверке, другие же вызывают сомнения. Характерный пример - имеющееся здесь сообщение о том, что в 1451 г. "прислал князь великий Василей Васильевич на Пермскую землю наместника от роду вереиских князей (курсив мой. - А.Ш.) Ермолая да за ним Ермолаем да сыном ево Василием правити пермской землей Вычегоцкою; а старшево сына тово Ермолая, Михаила Ермолича, отпустил на Великия Пермь на Чердыню". Некоторые исследователи восприняли этот текст некритически, в результате чего в литературе, в т. ч. и в учебной, появилось утверждение, что в данном случае речь действительно идет о представителях удельных верейских князей. Но, как справедливо заметил еще А. А. Зимин, "у верейского князя Михаила Андреевича никаких родичей Ермолая и "Ермоличей"" не было. Этому известию противоречит и сама Вычегодско-Вымская летопись, где под 1462 г. говорится, что "владыко Иона добавне (дополнительно. - А.Ш.) крести Великую Пермь, постави им церкви и попы и княжат Михайловых крести (курсив мой. - А.Ш.)". Более того, в Типографской летописи, где содержится сходный эпизод, указывается, что Иона крестил "князя их", т. е. самого Михаила Великопермского. А в устюжских летописях первой четверти XVI в., в рассказе о том, что Иван III в 1504 г. (в Вычегодско-Вымской летописи - Василий III в 1505 г.) "свел с Великия Перми вотчица князя Матвея Михайловича, а на его место послал князя Андрея Васильевича Ковра", о последнем прямо говорится: "Сеи же бысть первым от русских князеи". Учитывая сложную историю текста Вычегодско-Вымской летописи, можно предположить, что либо в ее протографе было другое слово (например, "еренских"), которое черный поп Мисаил прочитал как "вереиских", либо позднее подобную ошибку в отношении его текста допустил один из переписчиков летописи. В любом случае, более правильной является традиционная версия о том, что вымские и великопермские князья происходили из местной родоплеменной знати и никаких родственных отношений с домом Ивана Калиты не имели.

Один из основных источников уникальных сведений анализируемого памятника с большей или меньшей степенью вероятности можно установить. Так, Б. Н. Флоря, посвятивший специальное исследование ранним (до начала XVI в.) известиям Вычегодско-Вымской летописи (он называет ее Коми-Вымской), пришел к выводу, что помимо источников, на которые указал первый из ее составителей, Мисаил (великокняжеские и царские грамоты, хранившиеся в "ларцах" Усть-Вымской Архангельской пустыни; грамоты, которые он "распытал" в Вологде "на приказе" у архиепископа; "жития" пермских епископов Стефана, Герасима, Питирима и Ионы), к составлению произведения привлекались ранний список Устюжского летописного свода, возможно, Никоновский летописный свод и недошедшая до нас Пермская владычная летопись, отразившаяся также в Вологодско-Пермской летописи. При этом, по наблюдениям Б. Н. Флори, сведения Пермской владычной летописи в процессе работы над Вычегодско-Вымской летописью, "вероятно, подвергались искажениям и были сильно сокращены, а местные названия подновлены".

В связи с этим можно предположить, что Пермская владычная летопись, которая, по мнению М. Н. Тихомирова, велась в Усть-Выми при епископе Филофее (занимал кафедру в 1472-1501 гг.), была продолжена и в последующее время. И хотя в 1564 г. резиденцию пермского владыки перевели в Вологду, летописная традиция в Усть-Выми, по всей видимости, не прерывалась вплоть до 1586г., т. е. до того времени, когда эту эстафету принял черный поп Мисаил, приступивший к составлению своей собственной летописи. Работая над ней, он в качестве одного из источников использовал не только Пермскую владычную летопись, охватывавшую события XII - начала XVI в., но и ее продолжение. Именно отсюда, очевидно, попали в Вычегодско-Вымскую летопись три статьи, о которых следует сказать особо.

В первой из них говорится, что в 1558 г. "пожаловал князь великий Григорья да Максима детей Аникиевых Строганова (здесь и далее курсив мой. - А.Ш.) вотчиною на отхожие земли Великие Перми на сто верст по обе стороны Камы реки и велел им горотки строити, варницы ставити, соль варити, слободы копить на государя". Между тем в жалованной грамоте Ивана Грозного от 4 апреля 1558 г. говорится не о 100, а о 88 верстах, да и давалась она одному лишь Григорию Аникиевичу. Откуда в летописи взялся загадочный Максим Аникиевич - неизвестно, ибо у Григория было только два брата, Яков и Семен, а его племяннику, Максиму Яковлевичу, исполнилось в 1558 г. всего два года.

"Лета 7081 (1573. - А.Ш.), - говорится во второй статье, - пришедшу ратью на Пермь Великую Маметкул сын Сибирского царя, городы и повосты (курсив мой. - А.Ш.) пограбил и пожегл". Об этом же событии рассказывается в другой жалованной грамоте Ивана Грозного, данной Якову и Григорию Строгановым 30 мая 1547 г. где, со слов солепромышленников, рисуется несколько иная картина: "а в 81-м (1573. - А.Ш.) году о Ильине дни с Тобола де приходил Сибирского салтана брат Маметкул, собрався с ратью, дорог проведывать, куде идти ратью в Пермь, да многих де наших данных остяков побили, а жены их и дети в полон повели, а посланника нашего Третяка Чебукова и служилых татар, кое шли в Казатцкую орду, Сибирской же побил; а до их де (Строгановых. - А.Ш.) острогу, где за ними наше жалованье, промыслы их, Сибирский не доходил за 5-ть верст". Следовательно, русское население Перми Великой набег Маметкула не затронул.

Наконец, третья статья, имеющая непосредственное отношение к нашей теме, выглядит в Вычегодско-Вымской летописи следующим образом: "Лета 7089 (1581. - А.Ш.) пришедшу сибирский царь (здесь и далее курсив мой. - А.Ш.) с вогуличи и югорцы на Пермь Великую на городки на Сылвенские и Чусовские, вотчины Строгановых пограбил. Того же лета пелынский князь Кикек пришедшу с тотары, башкирцы, югорцы, вогуличи, пожегл и пограбил городки пермские Соликамск и Сылвенский и Яйвенский и вымские повосты Койгород и Волосенцы пожегл, а Чердыню приступал, но взяти не взял. Того же лета снарядиша Максим да Григорей Строгановы казацких ватаманов а с ними охотчие люди Сибирскую землю воевати и шедшу тое казаки за единолет всю Сибирскую повоевали, за князя великого привели".

Устанавливая достоверность этих сведений, обратимся для начала к деталям. Во-первых, пелымский князь назван здесь по имени Кикек. Сходное написание этого имени (в форме "Кихек") отразилось в поздней соликамской летописной традиции. При этом оно оказалось включенным в соответствующий рассказ, позаимствованный в сокращенном виде из Строгановской летописи, где имя пелымского князя с самого начала отсутствовало. Из соликамских источников этот рассказ перекочевал в летописную компиляцию В. Н. Берха и в "Пермскую летопись" В. Н. Шишонко. В результате имя Кихека прочно вошло а историографию, хотя из документов конца XVI в. уже давным-давно было известно, что на самом деле пелымского князя звали Аблегиримом. Иногда Аблегирима по недоразумению путают с Аблегаиром (Абу-л-Хайром), сыном Кучума, попавшим в русский плен в 1591 г. "Откуда авторы "соликамских известий" взяли сведения о Кихеке, - пишет по этому поводу Р. Г. Скрынников, - остается неизвесным".

Теперь, кажется, этот источник установлен, ибо за два столетия Вычегодско-Вымскую летопись наверняка читали, вследствие чего имя пелымского князя попало сначала в устную, а затем в письменную традицию. Но каким образом "Кикек" появился в самой летописи? Если изначально вывести из-под подозрения вологодского семинариста А. Шергина и писателя-краеведа П. Г. Доронина, имевших отношение к истории ее текста, то единственным "творцом" данного имени мог быть только сам черный поп Мисаил, сделавший это в процессе переработки и сокращения фактов, изложенных в продолжении Пермской владычной летописи. Здесь, по всей видимости, произошел классический случай "подпоручика Киже": под пером Мисаила в "Кикека" превратилось неверно истолкованное относительное местоимение в значении "который" типа "иже", "сый же" и т. п., читавшееся, судя по конструкции фразы, в протографе.

Другой явной ошибкой в статье Вычегодско-Вымской летописи о событиях 1581 г. является упоминание имени Григория Строганова, который вместе с Максимом якобы "снаряжал" казачью экспедицию в Сибирь. Известно, что Григорий Аникиевич Строганов умер 5 ноября 1577 г. К ермаковскому же походу, помимо Максима Яковлевича и, как сообщает Строгановская летопись, Семена Аникиевича, был, по некоторым сведениям, причастен Никита, сын и наследник Григория Аникиевича. Если при этом вспомнить статью 1558 г., то можно сделать вывод: черному попу Мисаилу были известны по именам только два представителя фамилии Строгановых - Григорий и Максим, которых он к месту и не к месту вставлял в свою летопись.

Вместе с тем, в отличие от Строгановской, Вычегодско-Вымская летопись, не зная о выступлении Бегбелия Агтагова, вполне определенно называет не один, а два набега в Прикамье, хотя и относит их, равно как и поход за Урал "казацких ватаманов", к одному и тому же 7089 (1581) г. Любопытно, что один из набегов возглавляет, по летописи, "сибирский царь", а другой - "пелымский князь". Заслуживает также внимания имеющееся здесь указание на то, что казаки завоевали Сибирь "за единолет".

Нетрудно заметить, что автор этой статьи (а им, очевидно, является все тот же Мисаил, "творчески" переработавший какие-то сведения, содержавшиеся в продолжении Пермской владычной летописи) по неизвестным причинам переставил местами руководителей походов, в результате чего у "сибирского царя" не оказалось в войске татар, зато "пелынский князь" пришел "с тотары, башкирцы, югорцы" и лишь в последнюю очередь с "вогуличи". Если сделать обратную перестановку и развести во время набеги ("пелымский" отнести к 1581 г., а "сибирский" - к 1582 г.), приурочив к последнему поход Ермака, то мы получим версию, близкую той, которая выстраивается на основе царских грамот 1581-1582 гг., адресованных Строгановым.

Независимо от этих документов подобной же хронологии и последовательности событий придерживается еще один нарративный источник - т. н. Погодинский летописец, дошедший до нас в единственном списке конца XVII в. Со времени первого издания его текста в 1907 г. этот памятник сибирского летописания, содержащий уникальные сведения о походе Ермака, считался исследователями позднейшей переработкой Есиповской летописи. С этим мнением согласился также Р.Г. Скрынников, выдвинувший предположение о том, что текст летописца был составлен в конце XVII в. московским книжником, имевшим доступ к архиву Посольского приказа, откуда он и позаимствовал ряд фактов о сибирской экспедиции. Однако текстологическое исследование памятника, проведенное Е. К. Ромодановской, позволило ей сделать вывод о том, что Погодинский летописец восходит к раннему протографу, предшествовавшему Есиповской летописи. Им являлось т. н. казачье "Написание", переданное около 1622 г. первому тобольскому архиепископу Киприану оставшимися в живых ермаковцами. Автором этого протографа, по предположению Е. К. Ромодановской, был участник сибирского похода Черкас Александров (Иван Александров сын Корсак по прозвищу Черкас).

Дополнительные изыскания в этом направлении, произведенные автором данных строк, в целом подтвердили, а кое в чем уточнили гипотезу Е. К. Ромодановской. Как удалось установить, текст Погодинского летописца через посредство своего протографа, появившегося после 1636 г., восходит к "Повести летописной", созданной около 1601 г. головой тобольских юртовских татар Черкасом Александровым, очевидцем и участником похода Ермака в Сибирь. С этой же "Повестью" оказались генетически связанными не только сибирские и приуральские произведения (Синодик Ермаковым казакам, Есиповская и Строгановская летописи), но и памятники общерусского летописания XVII в., в том числе хронографическая повесть "О победе на бесерменскаго сибирскаго царя Кучума...", Новый летописец и Свод 1652 г.

Таким образом, за вычетом позднейших редакторских наслоений, которые легко вычленяются, текст Погодинского летописца является на сегодняшний день наиболее надежным источником по изучаемой теме. Опираясь на него, можно реконструировать хронологию и последовательность событий, содержавшихся в "Повести летописной" Черкаса Александрова. Эта реконструкция, дополненная данными других источников, позволяет выстроить следующую версию сибирского похода Ермака.

В 20-х числах июля 1581 г. в строгановских владениях начался вогульский мятеж, возглавляемый Бегбелием Агтаговым. Его участники, "приидоша под Чюсовские городки и под Сылвенский острожек, стали разорять их окрестности, но вскоре были разбиты. Это выступление явилось лишь одним из звеньев в цепи событий, развернувшихся на восточных окраинах Московского государства, к которым, очевидно, был причастен сибирский хан Кучум: в Среднем Поволжье заволновались "луговые" и "горные" черемисы, связь с которыми поддерживал ногайский князь Урус, а в конце лета того же 1581 г., пройдя через "Камень" старой сибирской дорогой по Лозьве и Вишере, в Приуралье вторгся вассал сибирского "царя" пелымский князь Аблегирим. Его путь, отмеченный погромами, точно фиксируется челобитной С. А. и М. Я. Строгановых, сохранившейся в изложении грамоты Ивана Грозного от 20 декабря 1581г.: "ныне деи девятьдесятого (7090. - А.Ш.) году о Семени дни (1 сентября. - А.Ш.) приходил Пелымский князь ратью, а с ним людей семьсот человек, их де слободки на Койве, и на Обве, и на Яйве, и на Чюсовой, и на Сылве деревни все выжгли, и людей и крестьян побили, жон и детей в полон поимали, и лошади и животину отогнали". Судя по царской грамоте, посланной 6 ноября 1581 г. Н. Г. Строганову, в сентябре "Пелымский князь с вогуличи" все еще стоял "около Чюсовского острогу".

В том же 7089 (1581) г., сообщает Погодинский летописец, Бог "посла" казаков "победити царя Кучюма" (Пог. С. 130). События, которые этому предшествовали, хорошо известны. В середине июля 1581 г. царский посол В. И. Пелепелицын, находившийся в Ногайской орде у князя Уруса, отправился в сопровождении ногайского посольства с охраной из 300 всадников и торгового каравана бухарских купцов-"ордобазарцев" в Москву. В первых числах августа на переправе через Волгу под Сосновым островом (в районе р. Самары) все они попали в засаду и подверглись разгрому. В нападении принимали участие "казаки Иван Кольцо, да Богдан Борбоша, да Микита Пан, да Сава Болдыря с товарыщи". Этот же погром упоминается со слов чердынского воеводы В. И. Пелепелицына - бывшего посла, ограбленного "ворами", - и в "опальной" царской грамоте от 16 ноября 1582 г.: "А те атаманы и казаки (отправившиеся "воевати... Сибирские места". - А.Ш.) преж того ссорили нас с Нагайскою ордою, послов нагайских на Волге на перевозах побивали, и ордобазарцев грабили и побивали, и нашим людем многие грабежи и убытки чинили".

Обращает на себя внимание тот факт, что в перечне "воровских" атаманов, нападавших на ногайско-русское посольство, нет имени Ермака. Р. Г. Скрынников нашел этому следующее объяснение: с лета 1581 г. по весну 1582 г. он воевал со своей станицей на фронтах Ливонской войны, после чего соединился на Яике с волжскими казаками, громившими ранее посольство. Отсюда, приняв предложение М. Я. Строганова о службе в его вотчинах, дружина Ермака отправилась в Приуралье.

Если в самом деле верна версия о том, что "Ермак Тимофеевич, атаман казацкий ", упомянутый в письме польского коменданта П. Стравинского в числе тех, кто находился в составе русской рати под Могилевым в конце июня 1581 г., и покоритель Сибири Ермак Тимофеев по прозвищу Токмак (см.: Пог. С. 130) - это один и тот же человек, то, учитывая хронологию Погодинского летописца, события кануна сибирской экспедиции можно представить несколько по-иному.

Летом 1580 г. Ермак и его товарищи "отогнали с Волги тысячу лошадей", принадлежавших ногайскому мурзе Урмагмету, убив при этом его "карачея Батугай-баатыря". Весной 1581 г., готовясь к походу на западный театр военных действий, казаки Ермака угнали у того же мурзы еще 60 лошадей. 25 июня 1581 г. русский корпус под командованием воеводы кн. М. П. Катырева-Ростовского, в составе которого находился и ермаковский отряд, переправился в район Могилева и Орши через Днепр. Уже к августу 1581 г. военные действия здесь в основном закончились, а полкам было "велено быти во Ржеве".

Между тем в начале мая того же 1581 г. московским властям стало известно о нападении на русские владения не только крымских и азовских, но также и ногайских татар. В ответ на эти предательские действия со стороны князя Уруса, "Урмагметя-мурзы и других мурз" правительство Ивана Грозного фактически предоставило волжским казакам свободу действий в отношении ногайцев. В результате казацкой вольницей, в которую входили И. Кольцо и его товарищи, в конце июня - начале июля 1581 г. был сожжен и разграблен Сарайчик - столица Ногайской орды, располагавшаяся в низовьях Яика. Одновременно против татар, грабивших русские земли, были направлены воинские части. Очевидно, одной из них являлась и конная станица Ермака, переброшенная с западных границ в Поволжье. В середине августа 1581 г., преследуя ногайский отряд из 600 человек, уходивший с добычей из-под Темникова и Алатыря, ермаковцы вышли к волжской переправе под Сосновым островом, где все еще находилась ватага "вольных", казаков, разгромивших накануне ногайско-русское посольство. Зажатые с двух сторон, ногайцы были разбиты. Вероятно, некоторые из них сумели вырваться из окружения и ушли на Яик. Объединенный отряд казаков верхом на конях бросился за ними в погоню.

Добравшись до Яика, казаки стали решать вопрос: что делать дальше? Было ясно, что московское правительство не простит им ограбленного на Волге посольства. После долгих споров часть отряда во главе с атаманом Богданом Борбошей осталась в районе Яика, а остальные 540 человек, в т. ч. атаманы Иван Кольцо, Никита Пан, Матвей Мещеряк, Яков Михайлов и Савва Болдыря, решили вместе с Ермаком уйти в Приуралье. Был конец августа, заканчивался 7089 (1581) г., и казаки это хорошо запомнили.

Как сообщает Погодинский летописец, с Яика ермаковцы перебрались к верховьям Иргиза, а оттуда вышли к Волге (см. Пог. С. 130). Судя по всему, этот путь они проделали на конях. Уже на Волге казаки пересели в струги, спрятанные на одной из тайных пристаней (возможно, в районе того же Соснового острова), и двинулись вверх по реке, "а из Волги в Каму реку и Камою рекою вверх же" (Там же). Достигнув устья р. Чусовой, свернули на Сылву (по Кунгурской летописи, это произошло, как уже упоминалось выше, 26 сентября), где, очевидно, столкнулись с арьергардом Аблегирима и нанесли ему поражение. Отголоски этих событий отразились позднее в рассказах о боях ермаковцев с вогулами в самом начале их похода в Сибирь, которые читаются в хронографической повести "О победе на бесерменскаго сибирскаго царя Кучума...", в Строгановской летописи, в Лихачевской редакции Еписовской летописи, в Бузуновском летописце и т. д. Наступление зимы казаки встретили в укрепленном лагере на Сылве.

Единственным письменным источником, сообщающим о зимовке ермаковцев в этих местах, является Кунгурская летопись, в которой говорится: "...и погребли по Сылве вверх и в замороз дошли до урочища, Ермакова городища ныне словет; и идучи у жителей обирали хлебы и запасы и тут зимовали, и по за Камени вогуличь воевали и обогатели, а хлебом кормилися от Максима Строганова. И в поход ходиша на вогуличей 300 человек и возвратишася з богатством в домы своя и на подъем в Сибирь и к тому приправиша вдоволь легких струг с припасы".

Правдоподобность этого рассказа подтверждается следующими фактами. В сентябре 1581 г., когда воины пелымского князя еще стояли "около Чюсовского острогу", С. А. и М. Я. Строгановы просили царя "их пожаловати, велети им дати ратных людей с Перми Великие". А спустя месяц или полтора они обратились к нему уже за разрешением набрать "охочих людей" в их вотчинную армию. При этом из контекста их челобитной даже в изложении царской грамоты становится ясно, что они имели в виду какой-то реальный воинский контингент, который собирались использовать в войне против вогулов: "Семен деи да Максим охочих казаков и своими людьми (курсив мой. - А.Ш.) на вогульские улусы без нашего указу войной приходить не смеют". Это наводит на мысль о том, что Строгановым требовалась лишь формальная санкция сверху, которая позволила бы им полулегально взять на службу находящихся в розыске "воров", волею случая оказавшихся на Сылве. Зная крутой нрав царя, солепромышленники прекрасно осознавали рискованность данного предприятия и поэтому лукаво умолчали о том, кого они решили привлечь для обороны своих владений. В итоге Строгановы добились своего: грамотой от 20 декабря 1581 г., адресованной пермским и соликамским старостам и целовальникам, всем земским "охочим людям" разрешалось идти "на их наем". "А которые вогуличи на их (Строгановых. - А.Ш.) остроги войною приходят и задоры чинят, - говорилось в той же грамоте, - и на тех бы вогулич приходили, и над ними промысля... войною издосадити, и вперед им (вогуличам. - А.Ш.) неповадно [было] воровать". Разрешая военные действия против вогулов, московское правительство выдвигало при этом лишь одно условие - не спровоцировать в результате подобных акций большой войны в Приуралье.

Между тем в декабре 1581 г. в Чердынь прибыл новый воевода В. И. Пелепелицын, сменивший на этой должности кн. И. М. Елецкого. Вскоре до него стали доходить известия о том, что делалось в строгановских вотчинах, но воевода до поры до времени предпочитал об этом молчать, не желая ссориться с могущественными соседями даже из-за обид и оскорблений, нанесенных ему казаками на волжской переправе. Однако, когда в конце лета - начале осени 1582 г. Пермский край оказался-таки охваченным пламенем большой войны, В. И. Пелепелицын, пытаясь выгородить себя, припомнил все. "И то (набег сибирско-пелымской рати. - А.Ш.) зделалось вашею изменою, - выговаривалось Строгановым со слов его отписки в "опальной" грамоте, - вы вогуличь и вотяков и пелымцев от нашего жалованья отвели, и их задирали и войною на них приходили (здесь и далее курсив мой. - А.Ш.), да тем задором с Сибирским салтаном ссорили нас, а волжских атаманов (которые, как следует из контекста грамоты, и осуществляли эти действия. - А.Ш.), к себе призвав, воров наняли в свои остроги без нашего указу ".

Но все это будет позднее. А пока ермаковцы совершали из своего сылвенского лагеря зимние рейды по "вогульским улусам", не очень-то заботясь об их последствиях. В то же время Строгановы, получившие в конце января - начале февраля 1582 г. разрешение царя на набор в свою вотчинную армию "охочих людей", все еще откладывали окончательное заключение договора с Ермаком и его дружиной о службе. Решились они на этот шаг только весной.

"В лето 7087 (1579. - А.Ш.) году, - говорится в Строгановской летописи, - априля в 6 день (здесь и далее курсив мой. - А.Ш.), слышаху бо сия Семен и Максим и Никита Строгановы от достоверных людей о буйстве и храбрости поволских казаков и атаманов Ермака Тимофеева с товарыщи, како на Волге на перевозех Нагайцев побивают и Ардобазарцев грабят и побивают ", и послали к ним "людей своих с писанием и з дары многими", приглашая казаков "в Чюсовские городки и в острошки на спомоганье им". Судя по всему, летописец сконструировал это известие из разных источников. Так, указание на приход ермаковцев "с великие реки Волги", читающееся в заголовке данной статьи, восходит, очевидно, к летописному протографу, а сведения о казачьих "подвигах" явно позаимствованы из "опальной" царской грамоты 1582 г. Откуда взялась первая часть даты (7087), неизвестно. Зато вторая ее часть (6 апреля) имеет, скорее всего, какую-то документальную основу. Заслуживает также внимания дата прихода "Ермака Тимофеева с товарыщи в Чюсовские городки", помещенная в следующей статье: "июня в 28 день, на память святых чюдотворец и безсребреник Кира и Иоанна".

Согласно Кунгуровской летописи, уход дружины Ермака из лагеря на Сылве произошел примерно в это же время: "И мая в 9 день доспели обещанием часовню на городище том во имя Николы чюдотворца. Овии же поплыша с Ермаком вниз по Сылве до усть Чюсовой, овии ж остася на городищи том с женами и з детми, вечно оселишася". А перед 12 или 13 июня казаки уже забирали у Маскима Строганова в Нижнечусовском городке запасы и оружие. Очевидно, летом 1582 г. Ермак побывал также в Орле-городке (Кергедане) - столице камских владений Н. Г. Строганова. Свидетельством этого является скопированная в XIX в. надпись на стволе утерянной впоследствии затинной пищали: "В граде Кергедане на реце Каме дарю я, Максим Яковлев сын Строганов, атаману Ермаку лета 7090 (1582. - А.Ш.)".

Во время зимних рейдов на становища вогулов ермаковцы собрали немало информации о землях, находившихся за "Камнем". Многое им также рассказывали Строгановы и их люди. В результате на конец лета был запланирован поход на Пелымское княжество, суливший богатую добычу. Июль 1582 г. прошел в сборах, а в августе, в самый канун казачьей экспедиции, "Кучюмов сын Алей пришел войною на Чюсовую". Нападение было совершено через т. н. Тюменский волок близ Сылвы с выходом на строгановские городки. Вместе с Алеем в набеге участвовал и пелымский князь Аблегирим, жаждавший реванша. Поскольку ермаковцы "Чюсовой сибирским повоевать не дали" (Пог. С 130), татарско-пелымская рать двинулась дальше, разоряя по дороге русские поселения по Каме, сожгла Соль Камскую, а 1 сентября 1582 г. осадила Чердынь. После неудачной попытки взять столицу Перми Великой "окаяннии", по свидетельству Строгановской летописи, "поидоша под Кай городок, и ту велию пакость учиниша". О том, что неприятель "вымские повосты Кайгород и Волосенцу пожегл", сообщает, как уже говорилось выше, и Вычегодско-Вымская летопись. В это время дружина Ермака, отразившая нападение воинства Алея на Нижнечусовской острог и тем самым выполнившая свои обязательства перед М. Я. Строгановым, переменила свои планы в отношении похода на Пелым. "И с тех мест, - вспоминал Черкас Александров, - учали оне, Ермак с товарыщи, мыслить и збираться, как бы им доитти до Сибирской земли до царя Кучюма" (Пог. С. 130). Не позднее середины августа того же 1582 г. они отправились вверх по Чусовой, прокладывая свой собственный путь за Урал. Как и в случае с разгромом Сарайчика, волжские казаки решили ответить ударом на удар. А посему главной их целью стала теперь Сибирь - столица "царя Кучюма".

Из Чусовой ермаковцы повернули в устье р. Серебрянки, что "пришла от Сибирские страны в Чюсовую реку с правой стороны". Поднявшись по ней, они 25-верстным волоком через перевал "суды на себе волочили" до р. Баранчи и уже по ней поплыли, не останавливаясь, "вниз в реку в Тагил", впадавшую в Туру (Там же).

Так начался стремительный и дерзкий поход казачьего отряда Ермака Тимофеевича в Сибирь. Предшествовавшие ему события (погром ногайско-русского посольства на Волге, уход дружины Ермака с Яика через Иргиз, Волгу и Каму в Приуралье, зимовка на Сылве, приглашение ермаковцев Строгановыми на службу для обороны своих владений от вогульских набегов, подготовка пелымской экспедиции и, наконец, отпор, данный воинству Алея и Аблегирима на Чусовой) свидетельствуют о том, что главными инициаторами этого похода были не Строгановы и уж тем более не государство, а сами казаки, привыкшие действовать по обстоятельствам. У них не было ни времени, ни возможности двигаться медленно, "с искусом", зимовать на Тагильском волоке или же на Туре. С самого начала это был типичный разбойничий набег ("с возвратом здумали бежать в Сибирь разбивать"), который неожиданно для самих казаков привел к крушению грозного Сибирского "царства" и в силу различных обстоятельств затянулся впоследствии на целых три года.