Кировская тюрьма для полицейских. Как и чем живут на «зоне» бывшие сотрудники правоохранительных органов

Бывшие заключенные исправительной колонии № 11 в городе Бор Нижегородской области для осужденных сотрудников силовых структур пожаловались на вымогательства и коррупцию в учреждении. Соответствующие заявление были сделаны на состоявшемся на этой неделе очередном заседании в Госдуме рабочей группы по защите прав граждан в местах лишения свободы.

В нижегородской колонии строгого режима № 11 отбывают наказание так называемые БС (то есть бывшие сотрудники) – работники судов, прокуратуры, МВД, ФСБ и других силовых ведомств, совершившие тяжкие и особо тяжкие преступления. В зону для осужденных силовиков ИК-11 превратилась в 2005 году после приказа министра юстиции о перепрофилировании колонии общего режима в учреждение для бывших сотрудников судов и правоохранительных органов.

В четверг в Госдуме по просьбе правозащитника Владимира Осечкина 27-летний экс-следователь МВД из Москвы, попросивший не разглашать его имя в СМИ, рассказал о систематических вымогательствах в борской колонии. Осужденный за взятку бывший правоохранитель провел в ИК-11 всего 3 месяца в 2003 году – остальной срок он отбывал уже в Кировской области.

«Заводили в специальное помещение. Меня били трое, остальных могли и вчетвером бить, в зависимости от физической подготовки. Среди избивавших меня были бывшие сотрудники спецназа. Угрожали облить меня мочой, унизив мое человеческое достоинство, - рассказал бывший милиционер.

Они думали, что молодой следователь из Москвы - человек обеспеченный, а у меня никого нет, кроме отца на пенсии и пары друзей, таких же следователей».

По словам бывшего зэка спецколонии, за три месяца его несколько раз подвергали избиению приближенные к администрации учреждения осужденные, которые вымогали у экс-сотрудника МВД 150 тысяч рублей. Родственники заключенного переводили эти денежные средства частями и сохранили чеки и квитанции. Как считает бывший следователь, по этим документам возможно установить конечного получателя денег и причастных к вымогательству лиц из руководства колонии. Среди организаторов поборов экс-милиционер указал на осуждённого Теймураза Седакова. «Не знаю, где он до этого работал, но хвастался своими очень высокими связями. Когда остальные заключенные строились, он шел свободно перед строем, бросая угрожающие взгляды в сторону тех, кто вызывал его недовольство», - рассказал бывший заключенный борской колонии. По его словам, Седаков активно сотрудничал с администрацией ИК-11. Также среди причастных к вымогательствам он назвал фамилию осужденного экс-сотрудника одного из линейных отделов полиции на транспорте в Москве, который, как и Седаков, имел связи с руководством учреждения.

«Как бывший следователь, могу сказать, что в этой системе ничего без ведома руководства не происходит», - уточнил освободившийся из колонии милиционер.

Он также заявил, что готов давать показания на следствии и в суде, но боится, что никто не будет заниматься расследованием, так как в регионах распространена круговая порука. Другой экс-заключенный ИК-11, 29-летний Александр Мадонов заявил, что в колонии налажена целая система подобного выбивания денег. По словам экс-зэка, он был свидетелем неоднократных избиений и вымогательств.

«Начальник колонии Игорь Дерябин - один из богатейших людей в области. Ему принадлежит все производство учреждения, да и люди в одиннадцатой колонии не бедные, как правило, а УДО стоит денег», - объяснил Мадонов.

В борской колонии осужденные за убийства, взятки, разбойные нападения милиционеры и полицейские (сотрудников МВД в колонии подавляющее большинство) работают на производстве пластиковых теплиц, комплектующих для Горьковского автомобильного завода, создают кованые изделия.

Среди осужденных, отбывающих наказание в одиннадцатой колонии, есть и генералы, и прокуроры из столичного региона. Ранее сотрудники учреждения с гордостью рассказали, что процент условно-досрочно освобожденных (УДО) в ИК-11 самый высокий по области.

Владимир Осечкин, создатель социальной сети Gulagu.net, к которому и обратились бывшие заключенные борской спецколонии, утверждает, что на «горячую линию» правозащитников поступили уже десятки сообщений и звонков о коррупции и поборах в ИК-11. «По нашей информации, в колонии была создана так называемая группа психологической разгрузки из числа бывших бойцов СОБРа и ОМОНа, физически крепких, которые подавляли волю вновь прибывших различными незаконными методами и давали понять: будешь жаловаться - будет хуже. По словам заключённых, выйти по УДО можно, только нанимая за немалые средства адвокатов из числа знакомых начальнику колонии, а чтобы администрация тебя представила на УДО, необходимо было «покупать поощрения».

В последний раз борская спецколония привлекла внимание СМИ в начале этого года. В январе на почту местной общественной наблюдательной комиссии (ОНК) стали приходить анонимные сообщения, в которых зэки жаловались, что у них вымогают деньги осужденные Алексей Бобриков и Павел Кручинин - бывшие сотрудники ИК-11, отбывающие сроки за убийство в ее же стенах бывшего полковника ФСБ.

Как выяснил член местной ОНК, правозащитник Олег Хабибрахманов, в том, что Бобрикова и Кручинина после приговора этапировали именно в ИК-11, где они ранее работали и убили заключенного, ничего противозаконного нет: не существует нормы, запрещающей бывшим сотрудникам ФСИН отбывать наказание в колонии, где они совершили преступление, или в учреждении, где они работали. Более того, закон предписывает направлять осужденных отбывать наказание как можно ближе к месту жительства.

Хабибрахманов неделю провел в колонии, проверяя информацию, изложенную в анонимках. Но серьезных нарушений прав зэков в ИК-11 сотрудники ОНК не нашли.

По словам правозащитника, по сравнению с остальными нижегородскими учреждениями жалобы из ИК-11 – редкость. В свою очередь, Осечкин считает, что в по-настоящему благополучных учреждениях зэки всегда открыто, не скрывая своих имен, пишут жалобы на различные нарушения. «Там, где нет жалоб, есть давление», - считает правозащитник.

После скандала с анонимными жалобами правозащитник и координатор Gulagu.net Дмитрий Пронин, когда-то сам отбывавший срок в ИК-11, сообщил о случаях вымогательства в колонии с участием Бобрикова еще до ее превращения в спецучреждение для БС. После этого в ответ на публикацию слов правозащитников Бобриков подал заявление о клевете на создателя Gulagu.net Владимира Осечкина. Сотрудники уголовного розыска опрашивали правозащитника, но никакого уголовного дела заводить не стали. Теперь сам Осечкин, который несколько месяцев собирал факты об ИК-11, обратился в ФСБ и в руководство Следственного комитета с заявлением о вымогательствах в отношении осужденных экс-силовиков.

В России приговоренные к заключению бывшие сотрудники силовых органов отбывают наказание в специальных исправительных учреждения – «милицейских» или «ментовских» зонах. Здесь нет воров в законе и привычной для большинства тюрем зековской иерархии. Тем не менее, порядки в «милицейской» зоне зачастую не менее суровые.

Почему отдельно

В советское время была только одна колония для сотрудников правоохранительных органов, которая располагалась в Нижнем Тагиле. С распадом СССР и криминализацией милиции и других силовых органов появилась необходимость создания новых «ментовских» зон. Сейчас в России насчитывается пять исправительных учреждений для бывших полицейских.

Зачем создавать отдельные исправительные учреждения? Дело в том, что в обычной тюрьме так называемый бэсник (бээсник или просто БС – бывший сотрудник) не продержится и суток. Зеки, понятное дело, стражей порядка очень не любят. По криминальным понятием, убийство «мента» дает основания для попадания в более высокую касту.

Силовики – сила!

На «ментовской» зоне существует своя иерархия, каждая со своими нормами и правилами поведения. Высшей кастой здесь считаются бывшие сотрудники исправительных учреждений, тюремные оперативники, а также те, кто нес службу в СИЗО. Кроме того, «элитой» считаются оперативники уголовного розыска – то есть те, кто находился на «переднем крае» борьбы с преступностью. Считается, что это видавшие виды люди, резкие и строгие, а потому перечить им – себе дороже. В камерах они занимают положение смотрящих, их слово – закон для менее «престижных» каст.

Следующими в тюремной иерархии идут сотрудники силовых органов: спецотряды быстрого реагирования, ОМОН, спецназовцы, бывшие сотрудники оперативно-розыскных групп. Прошедшие такую «школу» люди, как правило, физически развиты, морально закалены и психологически устойчивы, способны постоять за себя.

Середняки

Среднюю касту в «ментовских» зонах» составляет простой «служилый» народ – гаишники, патрульные, следователи, дознаватели и прочие. Попадают в места лишения свободы такие правоохранители в большинстве случаев из-за взяток или не слишком серьезных преступлений. Обычно стараются не высовываться, отсиживают свой срок тихо и мирно. Быть авторитетом их не прельщает, но и в низшую касту не пойдут, в случае чего могут дать достойный отпор.

По нисходящей

Ступень «высших» среди «низших» занимают адвокаты. Среди полицейских уважения они обычно не имеют, поскольку считаются хитрыми и ушлыми пройдохами, не заслуживающими доверия. У многих оперативников свой счет к адвокатам, которые во время следствия и суда они обещали их вытащить, при этом брали за свои услуги порой весьма внушительные суммы. В итоге отвечают за таких нерадивых защитников их коллеги по профессии, волею судеб оказавшиеся в заключении.

Самой низшей «мастью» на «ментовской» зоне являются судьи и прокуроры. Этих силовики уважают еще меньше, поскольку считают их аналогом кабинетного чиновника, толком ничего не умеющего, зато завсегда готового «попить кровушки» у простого оперативника.

Именно из прокурорско-судейской среды в таких исправительных учреждениях формируется категория «петухов». Во избежание конфликтов администрация «милицейских» зон последние годы старается сажать «кабинетчиков» в отдельные камеры.

Порядки

Свод неписаных правил в «ментовской» зоне немногим отличается от порядков в обычных колониях и тюрьмах: будь опрятным, иначе станет «чушкой», не ходи в туалет, когда кто-то принимает пищу, не лезь с расспросами о делах сокамерников.

«Чушек» («чертей») как и на обычной зоне никто не уважает. Они выполняют самую грязную работу (уборка туалетов), и спят рядом с «дальняком». Среди «чертей» практически гарантированно оказываются те, кто сел за «косячные» статьи – совращение малолетних, изнасилования и им подобные.

Работа и спорт

В отличие от обычной зоны, где для авторитетных зеков работать – это не «по понятиям», среди бээсников вкалывать принято у всех, «в отказ» не уходит никто. Еще бы, ведь работать – значит иметь шанс на условно-досрочное освобождение. Кроме того, можно «поднять» денег на посещение тюремного магазина.

Не менее важным занятием в «ментовских» зонах является спорт. Можно сказать, что в таких исправительных учреждениях процветает культ тела. Считается, что уважающий себя БС обязан содержать себя в хорошей форме, а для этого должен каждодневно тренироваться: подтягиваться, бегать и так далее. Тот, кто отказывается от спорта, считается отчаявшимся и очень быстро переходит в разряд «чушек» со всеми вытекающими последствиями.

Еще одна страсть сидельцев в «милицейских» исправительных учреждениях – юридическая переписка. Но не столько с родственниками и друзьями, сколько с различными инстанциями и правозащитными фондами. В основном это жалобы на приговор и условия содержания. Администрация таких тюрем иногда жалуется, что ежедневно приходится отправлять чуть ли не сотню подобных писем.

Трудовые зэковские будни.
Фото автора

Название поселка Леплей, что в Мордовии, обычному человеку, пожалуй, мало о чем говорит. Маленький населенный пункт, который едва можно отыскать на географической карте с первого раза, – типичный «медвежий угол», каких десятки тысяч по всей нашей необъятной матушке-России. Хотя это местечко по-своему примечательно и достаточно известно сотрудникам правоохранительных органов, пенитенциарной системы. Именно здесь, почти в 200 км от столицы республики Саранска, среди дремучих лесов и непроходимых болот, затерялась единственная местная достопримечательность – исправительная колония № 5 (ИК-5). «Пятерка», как ее прозвали в народе.

Сейчас трудно сказать, когда и где впервые появились колонии для бывших сотрудников правоохранительных органов и отдельных категорий военнослужащих. В современной России их несколько, причем «пятерка» считается одной из самых крупных ИК в ряду себе подобных. В 2001 году она стала специализированной – поменялся контингент. Изменился и ее «статус» – колония общего режима превратилась в ИК режима строгого. Ее обитатели – бывшие сотрудники прокуратуры, органов внутренних дел, уголовно-исправительной системы, судьи. Есть среди этой разношерстной, разноликой публики и когорта лиц, некогда проходивших службу в Вооруженных силах...

ЗА «КОЛЮЧКОЙ»

Для сведения читателей. Леплей – слово мокшанского происхождения, которое означает «ольховый овраг». Начало поселку положили рабочие – строители железнодорожной ветки, прокладывавшие в конце 1920-х годов дорогу в глубину потьминских лесов.

Сам населенный пункт возник в 1938 году в связи с поступлением сюда осужденных, занятых на лесоповале. Тогда же появилась жилая зона. Охрана и вольнонаемные рабочие размещались в основном в землянках и примитивных бараках. До Великой Отечественной войны в Леплее изготавливали кирпич, который славился на весь Зубово-Полянский район.

В настоящее время в поселке проживают почти 2000 человек. Смотрится он вполне по-современному. Есть здесь детский сад и дом культуры, средняя школа и пекарня, торговый центр и спортивный комплекс, больница и музыкальная школа. В центре Леплея разбит парк отдыха с фонтаном, где установлен обелиск павшим воинам, и летней танцевальной площадкой.

Что же касается «пятерки», то на первый взгляд эта исправительная колония внешне мало чем отличается от других исправительных учреждений. Попасть внутрь, как сразу же выясняется, проблема серьезная – на пути встает предзонник. Разумеется, его миновать не так-то просто: строгая сотрудница отберет паспорт и даже мобильник, а взамен выдаст бирки.

Уже на зоне понимаешь: попал в другой мир, вся территория которого огорожена высоким деревянным забором, увенчанным мотками колючей проволоки, плюс автоматчики на вышках по периметру, современная система сигнализации. То тут, то там слышна злобная перебранка сторожевых собак. От увиденного становится как-то не по себе. Впрочем, приятно изумляет другое: многие осужденные приветливы, здороваются не только с сотрудниками колонии, но и с незнакомцами.

– Не обольщайтесь их вежливостью, – говорит, заметив мое удивление, заместитель начальника ИК-5 по воспитательной работе капитан внутренней службы Вячеслав Устименко. – Не следует забывать, что большинство этих людей совершили тяжкие и особо тяжкие преступления. В их «послужном» списке убийства, грабежи, разбойные нападения, изнасилования, тяжкие телесные повреждения, преступления, связанные с наркотиками, вымогательства. Есть и такие, кто осужден за превышение должностных полномочий, взятки.

Жилая зона, где коротают свой многолетний срок осужденные, чем-то напоминает воинскую часть. Она располагает всем необходимым для нормальной жизнедеятельности, включая библиотеку.

Прежде чем попасть в жилые помещения, новичков отправляют в местную санчасть. Здесь они проходят своего рода тест-контроль. С какими только недугами сюда не попадают! Педикулез и почечные заболевания, туберкулез и нелады с сердцем┘ Этот список можно продолжать практически до бесконечности. Но с ними успешно борются. «Проблем с медикаментами нет», заверили меня местные эскулапы. Если человек выздоровел, его, понятно, выписывают, больные остаются в санчасти. Если же нужна помощь специалистов узкого профиля, дообследование проходит в центральной больнице, что в соседней колонии. Кстати, сюда поступают и инвалиды. За ними особый уход. А некоторые «сидельцы» получают инвалидность непосредственно на зоне.

После бани новоиспеченные зэки переодеваются в спецовку черного или темно-синего цвета и на две недели отправляются в карантин. Там они изучают правила внутреннего распорядка, Уголовно-исполнительный кодекс, другие нормативные документы. Лишь после «курса молодого бойца» прибывшие в ИК-5 распределяются по отрядам. Каждый из них насчитывает от 50 до 100 осужденных (и в каждом – начальник-офицер). Иногда бывает и больше – в зависимости от площади помещения. Вся жилая зона, отметим, разделена на локальные участки, отгороженные друг от друга железным решетчатым забором, чтобы, как пояснили сотрудники колонии, заключенные не могли свободно передвигаться из одного участка в другой.

Обед – по расписанию. Фото автора

Жилое помещение во многом напоминает казарму со своими дневальными, комнатами для приема пищи и хранения личных вещей, комнатой воспитательной работы. В жилых секциях – кровати, телевизор. Да и распорядок дня под стать армейскому: подъем – в 6 утра, физзарядка, заправка коек, завтрак, развод на работу, рабочее время, обед, вечерняя поверка, ужин, час воспитательной работы, на личное время – еще час, в 10 вечера – отбой.

Шагаем дальше. Перед нами – начальная школа, которая, как выясняется, давно на замке. «Наши подопечные – народ грамотный, образованный, – поясняет Вячеслав Устименко, – в азах правописания не нуждающийся. В массе своей имеют общее и специальное образование, а немалая часть – высшее. Так что школу пришлось закрыть за ненадобностью».

Позаботилось руководство колонии и о физической подготовке заключенных. На территории каждого локального участка – мини-спортплощадки, оборудованные силовыми тренажерами. Имеется также площадка побольше, которая одновременно является и плацем. Она служит ареной для проведения товарищеских встреч между отрядами осужденных по волейболу, футболу, другим командным видам спорта. Есть и достижения. Время от времени проводятся спартакиады. К слову сказать, осужденные «пятерки» на одной из таких спартакиад заняли первое место в общекомандном зачете среди заключенных близлежащих колоний. Здесь же проходят и всевозможные построения.

КТО-ТО МОЖЕТ ПОЗАВИДОВАТЬ...

Еще пару шагов – и мы в столовой. О тюремной баланде ходит много небылиц: мол, настоящая отрава для скота. Не верьте – байки все это, перекочевавшие в наше сознание из отечественного кинематографа. Автор и сам, признаться, так думал поначалу. После обеда вместе с зэками мои опасения вмиг развеялись. Деликатесов в колонии, понятно, не подают, но пища вполне калорийная и весьма вкусная. Судите сами: мясо, рыба, молоко присутствуют в рационе заключенных ежедневно.

На завтрак в «пятерке», к примеру, полагаются пшенная или перловая каша на молоке, чай, сахар, сваренное вкрутую яйцо. Обед, состоящий из борща на мясном бульоне или картофельного супа, жареной или отварной рыбы, пюре и киселя, вселяет в желудки осужденных уверенность на весь оставшийся день. Завершает гастрономический день зэков ужин, включающий тушеный картофель или овощное рагу с мясом, суп с макаронами. Само собой, каждый день рацион обновляется, внося своего рода пищевой колорит в жизнь отбывающего наказание человека. Кстати, находящимся на стационарном лечении выдается дополнительное питание. Да о такой «хавке» многие люди на воле могут только мечтать...

Сотрудники колонии хорошо понимают, в каких непростых условиях приходится жить заключенным в течение длительного времени, и поэтому пытаются как-то скрасить монотонные будни своих подопечных, чтобы, отбыв положенный срок в исправительной колонии, осужденный мог почувствовать себя полноценным гражданином на свободе. Например, в комнате психологической разгрузки проводятся беседы с психологом.

Не забыты и религиозные чувства верующих. Руководство зоны заключило договор с православным и мусульманским духовенством о сотрудничестве. Два раза в месяц в молельной комнате проходят богослужения.

В отпуск осужденных ИК-5, разумеется, не отпускают. Но с родными и близкими можно встретиться в комнате для длительных свиданий – на трое суток. Но и тут действуют ограничения. Приносить деньги, сотовые телефоны, колющие и режущие предметы, спиртное, естественно, строго-настрого запрещено.

Конца недели в «пятерке» с нетерпением ждут все без исключения. Тогда можно отдохнуть, принять участие в спортивных мероприятиях. И не только. Благодаря кипучей деятельности зама по воспитательной работе капитана Устименко и его подчиненных культурно-массовая работа бьет ключом. Проводятся смотры художественной самодеятельности, конкурсы сувенирных изделий, зимой – конкурс на лучшую снежную фигуру, в праздничные дни – просмотр художественных фильмов. Есть свой вокально-инструментальный ансамбль. Нередкими гостями стали творческие коллективы из других колоний, населенных пунктов республики. Например, побывали с гастролями в ИК-5 артисты филармонии из Саранска, из культурного центра поселка Явас.

Раз в неделю – банный день. Для «сидельцев» повсюду он – настоящая отрада. Причем, как бы странно ни звучало, именно здесь, в бане, заметно то, пожалуй, единственное, что объединяет всю разношерстную зэковскую братию, – обилие татуировок. Каких только рисунков не встретишь! Тематика самая разнообразная: от безобидных цветочков до обнаженных женщин подчас в самых пикантных местах. Словом, настоящая «Третьяковка» на теле! «К нам они поступают уже с татуировками, которыми обзавелись на гражданке, в СИЗО», – поясняет увиденное Вячеслав Устименко. Если заметят подобное «произведение искусства», сотворенное непосредственно на зоне, накажут. Причем так, что мало не покажется.

Драк не бывает, но ссоры, словесные стычки – явление не редкое: сказывается высокий интеллектуальный и образовательный уровень, объяснили сотрудники колонии. За незначительные проступки – выговор. Впрочем, встречаются оригиналы, которым, что называется, море по колено. За систематическое нарушение режима, ссоры можно угодить на полмесяца в штрафной изолятор. Здешнее ШИЗО – местечко, скажу, мрачное, в чем-то даже зловещее. Здесь не проводятся культурно-массовые мероприятия, не разрешается иметь каких-либо вещей, кроме предметов личной гигиены.

Некоторым и этого маловато. Таких перевоспитывают в помещениях камерного типа. ПКТ – это то же самое, что и ШИЗО, только срок заточения может затянуться до полугода.

Но и это еще не предел. Встречаются «добры молодцы», которые только и делают, что ищут приключения на свою голову. И находят. В помещении со строгими условиями содержания. В ПСУСе «парятся» на нарах те, кто систематически нарушает лагерный режим. Они изолированы в отдельном помещении, которое закрыто на замок все время суток, за исключением прогулок и культурно-массовых мероприятий. В комнате воспитательной работы с ними проводят беседы, тематические вечера. Здесь можно «застрять» аж на 9 месяцев.

БЫВШИЕ

Как уже говорилось, встречаются среди обитателей «пятерки» и люди, некогда проходившие службу в Вооруженных силах российского государства. Как сильно они отличаются друг от друга! Какие разные судьбы! Но свело их, пожалуй, одно – уголовщина.

Бывший старший лейтенант Внутренних войск Олег Романов в ИК-5 находится два года. В прошлом был командиром роты по охране колонии на Урале, потом – в милицейском батальоне в Белгороде. Преступление совершил уже в столице России, где служил при штабе Московского округа Внутренних войск. За умышленное причинение тяжких телесных повреждений, повлекших смерть по неосторожности, суд приговорил его к шести годам лишения свободы. Убежден, что вердикт – чрезмерно суровый.

Уже девять лет отбывает наказание Сергей Каштанов. После окончания школы он поступил в высшее военное командное училище. По семейным обстоятельствам отчислился. Срочную служил рядовым во Внутренних войсках. Уволившись в запас, пришел в милицию. В 1997-м в бытовой ссоре убил товарища.

– Подавляющее большинство наших заключенных, – рассказывает Вячеслав Устименко, – свою вину не признают. Считают себя без вины виноватыми. Рассказывают всякие небылицы. Правда, когда читаешь их личные дела, волосы дыбом встают от содеянного.

В правдивости слов капитан Устименко невольно убеждаешься при дальнейшем знакомстве с его подопечными.

Мамой клянется в своей невиновности и Шамиль Гасымов. Служил бывший старший сержант командиром отделения Аргунского погранотряда в Чечне. Может быть, и дослужился до долгожданного дембеля, но в один прекрасный момент, почувствовав себя на пике солдатской иерархии, решил повоспитывать сослуживца. Избил парня до смерти. Приговор суда – 9 лет «строгача».

Антона Масленникова, некогда старшину учебной группы отряда спецназначения «Русь», смело можно назвать новичком «пятерки». Первоначально он коротал срок в знаменитом Владимирском «централе», потом оказался в Леплее. Он повествует о том, что знакомый задолжал кругленькую сумму и, не желая отдавать долг, подставил Антона на наркоте. Суд посчитал такое объяснение неубедительным и дал экс-спецназовцу 6 лет заключения.

После окончания Новосибирского училища Внутренних войск Ивана Фриму распределили в Красноярский край, где молодой лейтенант командовал взводом роты розыска и конвоя оперативного полка. Из войск уволился в 1999 году капитаном. Работал следователем прокуратуры Петрозаводска. Спустя два года, согласно материалам дела, ограбил автосервис, убил охранника. Правда, в нашей беседе он клялся и божился, что его попросту подставили, а следствие проводилось с нарушением процессуальных норм, да и все экспертизы подтверждают его невиновность. Однако суд, так и не вняв доводам обвиняемого, «закрыл» Ивана аж на 17 лет. Но точку в этом деле ставить рано, убежден бывший капитан. Он вновь и вновь собирается отправлять кассационные жалобы.

Подавал апелляцию и Олег Смирнов. Службу в Вооруженных силах он закончил капитаном, в должности командира мотострелковой роты. В родном Тамбове дослужился до майора милиции, был оперуполномоченным уголовного розыска. Но что-то надломилось в душе сыщика, произошла переоценка ценностей, и он решил попробовать себя в криминальном бизнесе. Вместе с подельниками организовал преступную группировку, которая занялась хищениями нефтепродуктов, «крышеванием» криминалитета. Но со временем все тайное стало явным. Итог – 7 лет колонии строгого режима. Олег считает, что суд не учел смягчающих обстоятельств: службу в горячих точках, орден Мужества.

Какие только «экземпляры» не попадали в «пятерку»! Сотрудники колонии давно отвыкли чему-либо удивляться. Вот случай, произошедший лет пять назад. Три пограничника-срочника решили отметить дембель сослуживца. Ну и, как водится в таких случаях, напились, открыли беспорядочную стрельбу. Шальная пуля попала солдату в живот, отчего тот вскоре скончался. Чтобы замести следы преступления, бросили гранату в блиндаж и, прихватив оружие, направились в сторону Чечни. Наутро протрезвели и сдались окружившему их армейскому спецназу. Сейчас «мотают» срок в ИК-5.

Впрочем, попадаются и такие зэки (их, надо отметить, незначительное меньшинство), кто свою вину признает полностью. Как, например, бывший контрактник Валерий Куликов, служивший разведчиком-радиотелефонистом в Чечне. Только вот условия службы сказались на неокрепшей психике молодого паренька – убил в драке сослуживца. Итог – 5 лет вычеркнуты из жизни. А ведь его молодые силы так пригодились бы родителям, сестренке и племяннице, оставшимся на гражданке.

Виктор Мозин, бывший подполковник и оперативный дежурный штаба Московского округа Внутренних войск, тоже не избежал участи «сидельца» в мордовской глуши. В его послужном списке служба на Дальнем Востоке и Украине. Словом, типичная судьба для многих военных. Вот только нервишки подкачали – в результате драки с соседом последний скончался. Смотришь в это открытое, добродушное лицо простого русского мужика средних лет и невольно приходишь к мысли, что у экс-офицера жизнь могла бы сложиться иначе. Побеседовав с ним, скажу откровенно, искренне пожалел человека – не место ему здесь.

– Этот контингент, – подытоживает Вячеслав Устименко, – заметно отличается от своих «коллег» из обычных колоний повышенной организованностью, высоким уровнем интеллекта, знанием законов.

ПЕРЕВОСПИТАНИЕ ПРОИЗВОДСТВОМ

Хочешь не хочешь, а трудиться в колонии придется. Лишь пенсионеры и инвалиды не должны вкалывать, остальным – прямая дорога в промзону. После завтрака, как уже говорилось, – развод на работу, продолжительность которой, как и везде, – 8 часов в день. Отказников практически не бывает – каждый занят своим делом. Девиз «Не можешь – научим, не хочешь – заставим» в ИК приобретает особое звучание. В зависимости от профессиональной подготовки и положения дел с кадрами осужденные направляют на то или иное производство. Причем те, кто вообще ничего не умеет делать, учится в ПТУ при колонии, где приобретает навыки по тем или иным специальностям.

Швейный цех – самый большой в промзоне «пятерки». Его продукция – спецодежда, халаты для рабочих, рукавицы, противоэнцефалитные костюмы – пользуется огромной популярностью у заказчиков.

Цех деревообработки занимается раскроем пиломатериалов. Изготавливают здесь и кухонные гарнитуры, офисную мебель.

Электроцех обслуживает энергетические потребности колонии. Сувенирный выпускает шашки, нарды, гербы, пасхальные яйца, кухонные наборы и другие изделия. Все это реализуется в поселковом магазине, пользуясь спросом у местного населения.

Следует подчеркнуть, что работают заключенные отнюдь не на безвозмездной основе. За свой труд они получают зарплату. Правда, заработки низкие – не больше тысячи рублей в месяц. Здесь это объясняют тем, что осужденные не выполняют нормы выработки. Сказывается и низкий уровень профподготовки зэков. Нет стабильности в обеспечении материалами и сырьем деревообрабатывающих цехов.

И тем не менее народ дорожит работой, держится за нее. И не удивительно, что в каждом отряде, каждом цехе есть передовики производства. Ежеквартально несколько сот человек поощряются за добросовестное отношение к труду и примерное поведение: объявляется благодарность, разрешается получить дополнительную посылку, свидание с родными и близкими, могут снять ранее наложенное взыскание, выплачивается материальное вознаграждение (весьма скромное, понятно).

После работы у ворот жилой зоны осужденных обыскивают. Такие строгости отнюдь не случайны. Здесь припомнили случай, произошедший лет семь назад. Водитель лесовоза отлучился на минутку, оставив в промзоне автомашину без присмотра. А заключенный, кстати бывший военный, воспользовался оплошностью шофера и, забравшись в кабину водителя, решил удрать. Но счастье в тот день отвернулось от бывшего служивого – лесовоз завяз в грязи и заглох. Несостоявшегося беглеца схватили. Суд накинул еще пару лет к его основному сроку.

Отнюдь не все заключенные отсиживают в колонии назначенные судьями годы (то, что называется «от звонка до звонка»). Некоторым удается покинуть эти мрачные пенаты досрочно. Совершившие тяжкие преступления – после половины срока отсидки; особо тяжкие – две трети срока. Правда, для этого необходимо пройти многосложную и подчас мучительную процедуру всевозможных согласований.

– Когда наступает право на условно-досрочное освобождение, – говорит мой «гид» Вячеслав Устименко, – осужденный через администрацию колонии подает ходатайство в адрес суда по месту нахождения колонии.

В 10-дневный срок администрация оформляет все необходимые материалы: готовит справку о поощрениях и взысканиях, характеристику на осужденного за весь отбытый срок. Совет воспитателей отряда выносит решение поддержать ходатайство заключенного или воздержаться. Затем все материалы об условно-досрочном освобождении, копии судебных решений, характеристика отсылаются в суд, который и принимает окончательное решение.

Но освободившаяся «ниша», увы, никогда не пустует. Причем в сторону увеличения. Обозначилась и соответствующая тенденция: с каждым годом в исправительную колонию № 5 поступает больше заключенных по сравнению с предыдущими годами.

Как бы там ни было, «пятерка» справляется со своими исправительными обязанностями: подавляющее большинство осужденных возвращаются на свободу другими людьми, органически вписываясь в условия нормальной жизни общества. Да и родственники зэков ИК-5 говорят спасибо начальству колонии за заботу о подопечных. К примеру, жена одного из заключенных написала письмо в местную газету со словами благодарности в адрес руководства за содействие в регистрации брака.

Если осужденным грех жаловаться на житье-бытье – многие проблемы по мере их появления так или иначе решаются, то у колонии в целом, отдельных ее сотрудников они остаются, как говорится, на точке замерзания.

Взять, к примеру, жилищный вопрос. Каждый вынужден выкручиваться по-своему: кто-то снимает угол у местных жителей, иные ютятся в общежитии.

┘К вечеру автор собрал свой нехитрый журналистский скарб. Мое трехдневное «заключение» в Леплейском «централе» наконец-то закончилось. За спиной закрылись железные массивные ворота КПП. Глубоко вздохнув, я ощутил пьянящий воздух свободы и пулей помчался на станцию.

"Единственное, чего не приходилось видеть в других "зонах" - это полные продуктов холодильники на небольшой кухне".

Перепрофилировали ИК-8 в колонию для бывших сотрудников два года назад, но история её тянется с 1935 года, когда она располагалась в Уфе на месте нынешней школы МВД.
Известна зона тем, что, по одной из версий, тут отбывал наказание юный Шакирьян Мухамедьянов, в феврале 1943 года закрывший грудью амбразуру немецкого дзота, известный теперь всем как Герой Советского Союза Александр Матросов, в колонии даже памятник ему установили.

Проходя через КПП (контрольно-пропускной пункт), приходится оставить у часового запрещённые для осуждённых вещи. Список достаточно большой - от наличных денег и украшений до лезвий для бритвенных станков. Из содержимого наших карманов "под статью" подпадают только сотовые телефоны и фотокамера, на пронос которой мы заранее получили санкцию руководства колонии.

После КПП в глаза сразу бросается не свойственный для других колоний простор, в центре периметра - большое футбольное поле, высажены деревья, а уже вокруг поля стоят бараки и хозяйственные постройки
- Это "наследство" от воспитательной колонии, раньше тут подростки в футбол играли, теперь взрослые. В других колониях такого нет.- поясняет сопровождающий нас начальник отдела по воспитательной работе с осужденными Ильяс Даминов.

На длинной, как взлётная полоса, дороге к жилым корпусам стоит памятник Александру Матросову, когда-то отбывавшему наказание в этой колонии. Рядом с памятниками - плакаты, описывающие его подвиг.

Раньше, выходя из колонии, становились героями, теперь сначала становятся героями, а затем к нам - шутит сопровождающий нас сотрудник пресс-службы ФСИН.

Тут наше внимание привлекает огромных размеров рекламный баннер, расположенный сразу за забором колонии. По словам руководства колонии, они пока не решили, как быть с предприимчивым адвокатом.

"Помни: адвокат всегда рядом!"

Наша первая остановка - барак, в котором живут осуждённые. Обычное для колоний трёхэтажное здание, с небольшим внутренним двором (локальная зона - локалка), в котором располагаются курилка и спортплощадка с самодельными тренажёрами. Покидать «локалку» можно только в сопровождении сотрудника колонии, так что, даже находясь в соседних корпусах, осуждённые могут не иметь возможности пообщаться, исключение - походы в столовую.

Живут бывшие сотрудники МВД, ФСБ, прокуратуры и министерства обороны скромно, в больших комнатах по сто человек, спят на двуярусных кроватях, всё как в обычных колониях. Единственное, чего не приходилось видеть в других "зонах" - это полные продуктов холодильники на небольшой кухне. Разогреть еду из "своего" холодильника - без проблем.

У нас контингент обеспеченный, могут себе многое позволить. Вот, например, в соседнем отряде сидит генерал, так у него пенсия больше, чем наши зарплаты - говорит, видя наше удивление, Ильяс Даминов.

Меню заключенного, выбираешь блюдо:

Если говорить о самих зэках, то настоящих бывших сотрудников силовых органов здесь не так много, как кажется. Более 30 процентов - это обычные люди, когда-то проходившие службу во внутренних войсках, или погранслужбе ФСБ.
Среди остальных много людей, для которых служба в правоохранительных органах была ничего не значащим и краткосрочным эпизодом в биографии: достаточно прослужить считанные дни стажером, не пройти стажировку, и пусть это происходило давным-давно - человек отныне считается "бээс" - бывший сотрудник.

Всех их отправляют сюда или в подобные колонии, которых по России наберётся не более десяти. Колонии для сотрудников, как правило, заполнены, лимит стерлитамакской - 755 человек, и набита она под завязку. Офицерские должности занимало порядка 20 процентов осужденных.

До обеда успеваем забежать в столовую, столы ещё не накрыты, но в углу обедает небольшая группа осуждённых. Монитор на фоне аппетитного запечённого гуся, всевозможных куличей и другой выпечки транслирует простой рацион зэков: первое, второе, компот.

Есть ли разница между обычными осужденными и осужденными «в погонах»? Профессиональный взгляд от начальника медчасти Азамата Султанмуратова:
- Уже не первый год работаю в уголовно-исполнительной системе, работал и с обычными зэками, теперь вот с бывшими сотрудниками, везде свои плюсы и минусы. Эти образованные и грамотные, с ними хоть поговорить можно, но болеют больше.
Раньше, когда ИК-8 была колонией общего режима для впервые отбывающих наказание в местах лишения свободы, болели меньше, поскольку содержалась здесь в основном молодёжь, они больше "косили", хотя и сейчас такие встречаются.

В лазарете колонии лежит всего четыре человека, мы не стали спрашивать, чем они больны, спросили, что читают. Абсолютные хиты и не только в этой колонии - "Зона" Сергея Довлатова и «Гулаг» Солженицына, вот и тут у одного из осуждённых нашёлся томик Довлатова, остальные предпочитают "Российскую газету", говорят, "чтобы быть в курсе, не отставать".

Лазарет колонии: в районных больницах куда похуже обслуживание. - Библиотека колонии насчитывает около трёх тысяч книг, и постоянно обновляется - гордо сообщает Даминов, пока мы возвращаемся в кабинет местного главврача.
Чаще всего среди "жуликов", так осуждённых между собой называют сотрудники, встречаются сердечники и гипертоники, реже - привычные для колоний болезни.

Бывшие сотрудники свои права знают, и бывает, что напоминают нам об этом. Проще всего с бывшими офицерами, они хоть и нарушили закон, брали взятки или превышали полномочия, но слово "честь" знают и помнят: если виноваты, то не будут выкручиваться, отрицать очевидное. Даже если чем-то недовольны, не закатывают истерики, а понимающе относятся, сами когда-то служили, отмечает еще одно отличие от обыкновенных преступников Даминов по пути в дежурную часть, где нам предстоит побеседовать с бывшим гаишником.

В 2008 году об Алексее Иванцове, на тот момент заместителе командира взвода ГИБДД города Серова Свердловской области, говорили все. Попался он на 11 эпизодах коррупционных преступлений, делал водительские удостоверения, "доставал" красивые номера и закрывал глаза на серьёзные нарушения ПДД.

Сначала возбудили дело о взятках, а после того, как меня уволили задним числом, переквалифицировали в мошенничество. Всех, с кем мы работали по «мутным» схемам, уволили, но под следствием оказался только я, это специально сделали, чтобы не было группы лиц по предварительному сговору. - рассказывает осуждённый Иванцов свою историю.

Для него это был первый срок, тогда он освободился досрочно, но через несколько лет снова оказался за решёткой, и снова за мошенничество - на этот раз на семь лет.
Набрал долгов, чтобы развивать свой бизнес, но вовремя отдать не смог, хотя собирался, «честно», говорит он. Выглядит Алексей опрятно, одежда выглажена, гладко выбрит и коротко подстрижен, разговаривает как человек, который читает много книг о психологии.

Свою вину, впрочем, признают не все. Нам удалось побеседовать с бывшим опером из Татарстана, который ещё недавно был героем новостных сюжетов - Алмазом Василовым, бывшим заместителем начальника уголовного розыска отдела полиции «Дальний» из Татарстана, проходившего главным обвиняемым по делу о пытках бутылкой из-под шампанского.

Никакой бутылки не было, была зажигалка. Погибший Назаров сам спрятал зажигалку в задний проход, он много курил, она нужна была ему, чтобы прикуривать в камере.-начинает Василов после того, как я представляюсь.

Сложно представить такого человека в роли сотрудника уголовного розыска, тем более сейчас, когда он смотрит куда-то в пол, пытаясь избежать зрительного контакта.

Когда он на допросе сказал, что у него там зажигалка, и болит живот, мне надо было вызвать скорую, а я заставил его приседать со спущенными штанами, и сказал, что это не бутылка из-под шампанского - вылезет, видимо, он запомнил про бутылку и потом уже в больнице сказал, что его пытали. Я виноват только в том, что сразу не вызвал скорую.-продолжает свой рассказ Василов.

Сотрудники говорят, что признание либо непризнание вины не влияет на их отношение к осужденным. Они исполняют приговор суда, а осужденные вправе его обжаловать во всех инстанциях. На законы и инструкции сотрудники ссылаются часто, и может сложиться впечатление, что они роботы, однако, как только они снимают форму, превращаются в обычных людей, а некоторые даже стихи пишут.

Тем временем:

ПЕРВЫЕ ОГУРЦЫ СОБРАЛИ В ИК-14 УФСИН РОССИИ ПО АРХАНГЕЛЬСКОЙ ОБЛАСТИ.

И если опыт по выращиванию огурцов и зелени в ИК-14 уже есть, то руководство смело строит планы и по посадке помидоров. Кстати, в прошлом году в учреждении было собрано почти пять тонн огурцов.

http://www.fsin.su/news/index.php?ELEMENT_ID=311242

После вынесения приговора все они попадают отбывать наказание в специализированные исправительные колонии «для своих», которые в народе именуют «ментовскими зонами».

Каково сидеть «бээсникам» — «бывшим сотрудникам», кто многие годы носил в кармане милицейское удостоверение и казенную пушку и сам сажал преступников, узнал спецкор «МК», побывав в ИК-3, в рязанском городке Скопине, — одной из пяти спецзон для «оборотней в погонах».

«Светить лицом» здесь не принято

Вдоль забора с колючей проволокой цветет сирень: кремовая, палево-лиловая, светло-фиолетовая, как в ботаническом саду, разная по форме и аромату. Дорожки внутреннего дворика выложены фигурной плиткой. В бетонных чашах бьют фонтанчики. На мини-стадионе — аккуратно постриженный газон. Тренажеры куда разнообразнее тех, что стоят на спортивной площадке для работников уголовно-исполнительной системы по другую сторону «колючки».

— Санаторий МВД, — шутит кто-то из коллег.

На территории не видно никаких выцветших на солнце транспарантов типа «Найди свою новую дорогу», «Жизнь без труда — преступление», которые обычно украшают «строгие» и «общие» зоны.

Оно и понятно, «ограниченный контингент» в исправительной колонии №3 содержится непростой. Все люди серьезные, «из-под погон», бывшие милиционеры: от простых «пэпээсников», до старших офицеров, следователи, прокуроры, судьи, таможенники, налоговики, грушники, начальники угро, опера с опытом серьезной агентурной работы.

Все они ранее охраняли порядок и занимали высокие должности, звания и посты. Теперь же они БС — «бывшие сотрудники», зэки, одетые в черные хлопчатобумажные робы. Зона уравняла их, за исключением разве что сроков наказания и режима: общего, строгого и колонии-поселения.

— У нас можно найти практически любую статью Уголовного кодекса, — говорит начальник колонии Геннадий Баринов, поднявшийся до должности «хозяина зоны» с самых прапорских низов, пропахав с десяток лет в оперативном отделе, причем без интриг, подсиживаний и «волосатой руки» в верхах.

Сидят в «тройке» за экономические преступления, мошенничество, за «нанесение тяжких телесных повреждений», «превышение служебных полномочий», за убийства, изнасилования, разбойные нападения, вымогательства, получение взятки. Постояльцы из 24 регионов. Со сроками от 1,5 до 26 лет.

И если в советские времена существовала одна-единственная исправительная колония для осужденных сотрудников правоохранительных органов — в Нижнем Тагиле, теперь их пять: под Рязанью, в Иркутской и Нижегородской областях, в Печорах и в поселке Леплей в Мордовии.

На месте колонии в Скопине ранее располагался лечебно-трудовой профилакторий. «Исправляли» алкоголиков, отправляя работать на шахту №8 и завод ЖБИ. В перестроечные годы «хроников» сослали по месту прописки, а на базе ЛТП создали колонию строгого режима. В лихие 90-е служители закона стали все чаще предприимчиво, с выгодой использовать свое служебное положение. И потекли на зоны люди «из-под погон».

В сентябре 2000-го ИК-3 стала зоной для осужденных правоохранителей — «бээсников». Ведь попав в обычную зону, пусть даже на сутки, мало кто из них имел бы шанс проснуться утром живым и здоровым… «Прикончить мента выстроилась бы очередь из зэков с заточками», — консультировал меня в недалеком прошлом один из освободившихся зоновских долгожителей.

Среди первых постояльцев «тройки» был опытный следак, который, видя, как преступники уходили от заслуженного наказания, «от имени Российской Федерации» самолично выносил им приговор.

Отбывал наказание в ИК-3 и один из высоких чинов, по чьим учебникам учились студенты и курсанты юридических вузов. В его арсенале было также пособие «Как выжить в тюрьме». Оказавшись за решеткой, он внес в книгу существенные поправки и дополнения.

Ныне лимит наполнения «тройки» 1200 человек. На строгом, общем режиме и колонии-поселении содержится аккурат 1200 постояльцев, свободных мест, как говорится, нет.

Я писала о многих колониях и не раз наблюдала, как зэки при встрече с журналистами по команде поворачивались к нам черными спинами и замирали по стойке «смирно». Таковы были правила.

Здесь же постояльцы с бирками на нагрудных карманах, где указана фамилия, инициалы, номер отряда, даже не опускают глаз. А взгляд у бывших служивых, брр, броню прожжет.

Ни одного хилого, сломленного, махнувшего на себя сидельца я не встретила. Все крепкие, накачанные, в начищенных ботинках, многие в ушитых по спортивным фигурам робах.

Здесь не сидят вдоль забора на корточках, не сверкают фиксами, не режутся «в козла», не чифирят по-черному. Ложки здесь не называют веслами, а тарелки — шленками. Здесь нет смотрящих и блатных. Неписаные тюремные законы-понятия в режимной зоне не прижились.

Когда навожу фотокамеру на осужденных, играющих в беседке в домино, все дружно отворачиваются. «Светить лицом» в «тройке» не принято. Дети и родственники многих здешних сидельцев уверены, что их отцы и близкие находятся в дальней командировке, «на спецзадании».

«Загрузить администрацию по полной!»

Солнце отбрасывает тень от сторожевой вышки. С заднего двора доносится злобная перебранка собак. Сквозь витки колючей проволоки просвечивает купол храма святителя Николая Чудотворца. Наваждение исчезает. Понимаем: мы на зоне.

Читаем выбитый на щите распорядок дня, сродни армейскому: подъем в 6 утра, физзарядка, заправка коек, завтрак, развод на работу, рабочее время, обед, вечерняя поверка, ужин, 19.20—19.55 — воспитательные и культурно-массовые мероприятия, на личное время — еще час, в 10 вечера — отбой.

— Никаких льгот, специальных удобств и пайков для наших осужденных не предусмотрено, все регламентировано законом, — говорит полковник внутренней службы Геннадий Баринов.

Заходим в столовую, на удивление, не чувствуем запаха гнили и хлорки, который обычно не выветривается из пищеблоков колоний.

Читаем меню. На завтрак зэкам предлагается: вермишель молочная, хлеб, чай. На обед: щи, каша пшенная с мясом, хлеб. На ужин: картофель с мясом, хлеб, консервы рыбные, кисель.

Заходим в один из отрядов. В комнате выстроились вдоль стен двухъярусные железные кровати, на полках — книги и иконы, на резных тумбочках — горшки с цветами. Никаких «евронар» и «европараш», а также отдельных номеров и перегородок, все дешево и сердито. Жилые бараки времен пугачевского восстания. Разве что стены выкрашены не в характерный для колоний ядовито-зеленый и коричневый цвета, а в оптимистичный персиковый цвет.

В прошлой жизни сидельцев были подчиненные и статус, они привыкли за собой следить, организованы, поэтому быстрее привыкают к жизни по режиму.

Понятно, что такому контингенту не крикнешь: «Кому не доходит через голову, постучимся в печень!» или «Кто считать не умеет, тому счетные палочки подгоним! Из резины…»

Службу в спецколонии работникам уголовно-исполнительной системы приходится нести как на пороховой бочке.

— Нас могут поднять по тревоге, если назревает драка, и в два часа ночи, и в пять утра, — говорит полковник внутренней службы Геннадий Баринов. — Одно время была напряженная атмосфера, когда сошлись на зоне непримиримые враги — бывшие дудаевские и масхадовские боевики, поддержавшие «газават» с бывшими омоновцами.

— Наши осужденные умны, изворотливы, «себе на уме», за плечами почти у каждого высшее образование, а то и не одно, — продолжает Геннадий Баринов. — В глаза будут улыбаться, а что творится на душе — потемки. Простые зэки более искренние. Наши же по любому поводу строчат жалобы прокурору. Думают, надо администрацию загрузить по полной программе, пусть отписывается и нас побаивается.

— Вот ты защищен? — спрашивает начальник колонии у своего зама по воспитательной работе Виталия Иванова.

— Нет, — с готовностью отвечает тот.

— А за каждым нашим осужденным стоят родственники, прокуроры, адвокаты… Вы не представляете, сколько правозащитников здесь перебывало!

Даже за «колючкой» многие из постояльцев «тройки» продолжают подсознательно считать себя ближе к администрации колонии, чем ко многим из товарищей по заключению.

«Оперу работы в белых перчатках не сделать»

— Мы все-таки из одного окопа, — говорит 39-летний Хасан Вашаев, работавший старшим инструктором по боевой физподготовке чеченского ОМОНа. — Такое ощущение, что в нашей колонии собрана вся элита России, лучшие мозги. И опера, и адвокаты, и прокуроры — все порядочные и воспитанные люди. Все «подвешены в законах, в сыске». Бывает, что пропадает какая-то вещь в отряде, так наши умельцы до того тщательно расследование проведут, моментально вычислят, кто украл, в какое время, при каких обстоятельствах. Появление «крысы» у нас большая редкость. Вот у меня четыре года дорогие часы лежат на тумбочке, никто их не трогает.

Хасан осужден по трем статьям: за похищение гражданина Израиля с целью получения выкупа, превышение служебных полномочий и сопротивление при задержании.

— Мое уголовное дело смотрел бывший заместитель прокурора Краснодарского края, у него 29 лет стажа, так он был в шоке: как могли меня посадить, когда не было даже заявления от потерпевшего?

Хасан говорит, что дело на него «состряпали», 14 лет дали потому, что не признал вину. Послушаешь — в ИК-3 все сплошь жертвы «судебных ошибок», «подстав», «заказов».

Бывший полковник, оперативник уголовного розыска 56-летний Андрей Аржаной, за плечами которого академия МВД, тоже считает, что дело против него сфабриковали.

— Тормознули фуру, которая подрезала нашу машину, тут же налетели сотрудники ФСБ. Фура была в разработке. Нам вменили, что мошенническим путем мы пытались завладеть контрабандным грузом, находящимся в машине. По совокупности с «превышением должностных полномочий» дали срок 6 лет. Оперу работы в белых перчатках не сделать, он всегда ходит на грани — шаг вправо, шаг влево… и ты уже «оборотень»!

— По статьям 285, 286 за «превышение служебных полномочий» можно посадить на раз, — соглашается начальник колонии Геннадий Баринов.

Радислав Демченко на воле работал в ГАИ Московской области.

В Балашихе пьяная компания, выезжая из кафе, совершила столкновение с его машиной.

— Вдобавок ко всему меня решили избить, я был вынужден применить травматический пистолет, — рассказывает Радислав. — Через три часа один из нападавших умер, я ему попал по касательной в голову. Получил 7 лет строгого режима.

Еще в «тройке» уверены, что бывшие сотрудники милиции получают за то же преступление, что совершают гражданские, гораздо больший срок.

— Я был сотрудником милиции, у меня было два так называемых подельника, — говорит Хасан Вашаев. — Мне дали 14 лет, они получили по 8 и по 9. Мне сказали: «За национальность 5 лет имеешь». Вот такая привилегия.

После полутора лет в Бутырке с 22 кроватями на 60 человек, сна в три смены ИК-3 показалась Хасану раем. Удивило, что в «ментовской» зоне сидят осужденные за изнасилования, в том числе малолетних детей.

— Один такой мой земляк, я его не признаю, руки никогда не подам. А еще у нас есть «фашисты», у кого полно наколок со свастикой. Как люди с нацистским мировоззрением могли работать в милиции? Что и кого они защищали?

— У вас с ними стычек не было в колонии?

— Они к чеченцам хорошо относятся, мотивируют это тем, что Гитлер к ним претензий не имел. У императора Николая II, оказывается, охрана была из чеченцев, они на Коране поклялись защищать его до конца и слово свое сдержали, все погибли, отстреливаясь от большевиков. «Фашисты» со мной здороваются, говорят: «Хайль Гитлер», — я им в ответ: «Гитлер капут!»

«Швейка» уравняла все уставные отношения

Тюремный мир тесен. Обитатели ИК-3 встречают на зоне немало коллег и знакомых.

— Приехал — увидел, здесь «квартируют» ребята из нашего подразделения, — говорит Радислав Демченко. — На воле десять лет не могли собраться с сокурсниками, а в «тройке» встретились.

Хасан Вашаев также свиделся в ИК-3 со своим бывшим сослуживцем, получившим 8 лет за разбой.

— Отмечают на зоне День милиции, День работника прокуратуры?

— Я сам удивляюсь: казалось, человека предали, сдали свои же, кто стал неугоден начальству, а ребята службу все равно вспоминают с удовольствием. Милиционер, оперативник — это же не профессия, а образ жизни. О профессиональных праздниках вспоминают и за «колючкой».

— И злятся, и поздравляют друг друга, — говорит Геннадий Баринов. — Бывает, приходят, спрашивают: «Почему меня по приговору лишили наград? Я же их получил в районе боевых действий — в Чечне и Ингушетии». Что я мог ответить и тем осужденным, которые задавали вопросы: «Боевиков и военнослужащих федеральных сил амнистируют. А почему нас не освобождают?..»

Дни в колонии тягучие, как местный кисель. Каждое утро начинается «день сурка»: события прокручиваются по одному сценарию… Срок отстукивает в унылой промзоне пронумерованная швейная машинка. «Отрицаловкой» здесь и не пахнет, осужденные сами просятся на работу. При этом и в отрядах, и на производстве сидельцы поддерживают порядок собственными силами.

В ИК-3 бывшие опера, спецназовцы, прокурорские, особисты в столярке сколачивают беседки, делают тротуарную плитку и шьют спецодежду. За бывшим сержантом — затылок в затылок — сидит бывший полковник, один пришивает к куртке карманы, другой — втачивает в пройму рукава. «Швейка» уравняла все уставные отношения. Но делать монотонную работу не всем под силу.

— Я, как боевой офицер, умею нажимать на курок, он только в одну сторону стреляет. А швейная машинка туда-сюда, у меня нервы не выдерживали, — говорит Хасан Вашаев. — Пошел на прием к директору промзоны, объяснил ситуацию, меня посадили на оверлок, там строчить нужно только в одну сторону. Полегчало. 1,5 года проработал — и меня перевели в медицинскую часть, теперь совмещаю должности завхоза и санитара. Помогаю переносить больных. Здоровье есть, дух есть, страх потерял в Чечне.

«Я здесь прозрел»

На зоне, как на подводной лодке, спрятаться негде. Недостаток пространства в тюрьме возмещается избытком времени. Здесь я не услышала обычную зэковскую присказку: «У нас — как на Марсе. Следы есть, а жизни никакой». Почти все постояльцы ИК-3 занимаются самообразованием и спортом.

— Рукопашным боем в колонии заниматься нельзя, мы упор делаем на культуризм, бегаем по утрам по 7 километров, — говорит Хасан.

Бывший старший оперуполномоченный уголовного розыска 35-летний Владимир Бадунов нашел утешение в вере.

— У меня срок — 12 лет строгого режима, в колонии пятый год. Осужден за то, что своему негласному агенту, не имея на то разрешения, выдал наркотики. Потом мне еще многое что приписали. Слава богу, что все это произошло. Я здесь прозрел, стал старостой православной общины, ставлю свечи за здравие друзей и врагов моих. На исповедь у нас собирается по 35 человек. Здесь же, в храме святителя Николая Чудотворца, я в 2007 году венчался со своей женой Еленой. Господь Бог даровал нам сына Ивана.

Самых примерных, передовиков производства, психологически изученных, могут из колонии отпустить в отпуск домой. Таких счастливчиков — по 30 человек в год.

— Мне тоже еще бывший начальник зоны Головин предлагал: «Поедешь в отпуск?», — рассказывает Хасан Вашаев. — Я ему честно сказал: «Я два раза из армии в отпуск домой приезжал, ехать обратно не хотел. Мне еще 12 лет сидеть. Если сейчас поеду на родину, «за колючку» больше не вернусь!»

Хасана ждет дома жена Зема и три дочери: Зама, что означает «время», Зарина — «восход солнца», Икамат — «призыв к молитве». Самой младшей только исполнилось шесть месяцев. Она была зачата в одной из комнат, предназначенных для длительных свиданий.

Недавно у бывшего омоновца Вашаева был день рождения. Друзья — сплошь полковники — скинулись и подарили имениннику игрушечный джип «Мерседес-Гелендваген», которым можно управлять с помощью пульта дистанционного управления.

— Вперед-назад ездит, повороты делает, — радуется как ребенок сиделец. — Потом с тортом и двумя бутылками кваса посидели с ребятами, отметили по-хорошему.

Для праздничных, безалкогольных застолий на территории колонии есть небольшое кафе. Барменом при нем состоит бывший юрист первого класса Павел Бабьяк, осужденный за убийство по статье 105. Здесь же можно посмотреть на видеоплеере любимый фильм. Неизменно популярностью пользуются старые комедии, фантастика, а вот детективы сидельцы, снятые, по их мнению, сплошь дилетантами, не жалуют. Для каждого из них судьба написала свой детективный сюжет.

Радостей в колонии немного. Одна из них — отовариться в местном магазине. Ассортимент и цены продуктового ларька за колючей проволокой мало чем уступают столичным супермаркетам.

— Заказываем разрешенные продукты по заявкам осужденных, — говорит бывший оперуполномоченный Николай, осужденный за «покушение на убийство» и единственный, кто признался в совершении преступления. — Большим спросом пользуется чай, кофе, тушенка и сладкое: печенье, пряники, конфеты, мороженое.
На полках я не приметила дешевых сигарет типа «Примы», «Явы», «Ту-134», сплошь — Parliament, Marlboro, Winston.

Бухгалтерия ведется на компьютере, сумма покупки списывается с лицевого счета сидельца.

— У наших осужденных не потеряны социальные связи, — говорит начальник колонии Геннадий Баринов. — У многих есть родственники в погонах, почти всех навещают матери и жены. Этим же объясняется и очень скромный процент рецидива. Второй раз к нам возвращаются редко.

50% сидельцев освобождается из колонии условно-досрочно, 50% — по окончании срока. Чтобы выйти из зоны досрочно, необходимо на выездной сессии суда признать свою вину. И чем ближе УДО — тем меньше «отказников» и больше раскаявшихся.

Многие после освобождения хотели бы вернуться работать в «органы». Но путь им туда заказан, поэтому оседают бывшие обитатели скопинской колонии в основном в различных юридических конторах.

Хасан Вашаев уверяет, что его ждут не дождутся в отряде особого назначения: «У нас в Чечне — судимый, не судимый — не имеет никакого значения. У нас главный враг — ваххабизм, его надо истребить в корне».

— Я помню подполковника из Ростова, после освобождения он добился реабилитации, вышел на прежнюю работу, надел погоны, а через неделю ушел, — подводит итог начальник колонии Геннадий Баринов. — Для него это был вопрос чести. Служить в системе, которая «сдала его», он не хотел. Слишком велико было разочарование

Светлана Самоделова , Рязанская область — Москва, газета